Отойдя от зеркала, я вылил из кофейника остатки холодного кофе, и снова открыл дневник. Я, кажется, догадываюсь, почему цесаревич писал его по-русски. Да, чтобы никто не понял. Потому что здесь есть действительно личные мысли. Сев поудобнее, я принялся читать, отступив от конца где-то на треть. Ничего особо интересного. Забавные рассуждения восторженного юнца. Господи, что у него в голове творилось? Вот как в ней могли уживаться ещё большие вольности дворянства, куда уж больше-то, и резкая отмена крепостного права с конституцией под мышкой.
А ничего, что все вольности дворянства, так или иначе, связаны с ужесточением положения крестьян? Твой отец, дебил, хотел чуть-чуть гайки закрутить, вон барщину трёхдневную вводить начал, и сразу же бурления и шевеления начались. И вот сейчас даже неважно, каким именно человеком был покойный император. Положа руку на сердце, бывали и хуже, но их терпели. Но, похоже, до Сашки всё-таки что-то дошло, между пятым и шестым обмороками, раз об улучшении положения крестьян в его правление уже не мечталось.
И куда, смотрела Тайная канцелярия, или правильно — экспедиция? Я нашёл правильное определение и краткую характеристику человека, который вроде бы за эту экспедицию отвечал. М-да, если уж Сашенька его дураком и дуболомом считал, то действительно выдающийся человечище. А мне с ним придётся встретиться и как минимум поговорить. Ладно, встретимся и послушаем, что он мне скажет.
О забавный анекдот, обхохочешься, как одного бедолагу пару раз снимали с должности по ошибке. Юмор в этом времени так себе, непритязательный. Но всем весело и это главное.
Так, стоп, — я сел прямо и внимательно перечитал записи об этом бедолаге. Сейчас, когда я перестал обращать внимания на завитушки, дело с чтением пошло веселее. Главное — не пытаться думать над тем, что я делаю. Тело сделает всё само. А потом сформирует уже осознанная привычка.
Закрыв дневник, я сунул его в шкатулку и убрал обратно в стол. После этого вскочил и подбежал к двери.
— Кто-нибудь ещё пытался пройти? — спросил я, рывком открывая дверь.
— Пётр Алексеевич Пален пытался прорваться, дабы подставить дружеское плечо вашему величеству в скорби, — довольно равнодушно ответил Зимин, вскакивая с диванчика, на котором дремал, с некоторым запозданием.
— Мы его не пустили, сказали, что это приказ вашего величества. Никто не должен мешать вам молиться за душу отца, умершего столь скоропостижно, что даже святого причастия не получил, — вторил ему Розин.
Я в который раз внимательно посмотрел на них. Оба устали. Под глазами залегли тёмные круги, но покинуть свой неожиданный пост не стремились. Простите, ребята, но придётся вам потерпеть.
— Сильно Пётр Алексеевич бушевал, когда вы его отсюда вывели? — спросил я, отмечая, что воплей не слышал.
— Обещал лично погоны сорвать, с вашего позволения, ваше величество. — Ответил Зимин.
— Не беспокойтесь, я умею быть благодарным, — выйдя из спальни, осмотрелся по сторонам. — Вот что, вы можете тайно доставить ко мне Салагова Семёна Ивановича и Макарова Александра Семёновича?
— Это сенаторы, которые? — Зимин задумался.
— Да, именно сенаторы, — подтвердил я.
— Тайно доставить? — Вместе с Зиминым задумался Розин.
— Да, чтобы ни одна живая душа, кроме нас с вами, не знал об этом визите.
— А ежели они потом начнут болтать направо-налево? — деловито уточнил корнет.
— Это уже не будет иметь значения, — я покачал головой. — Главное, чтобы сейчас никто не знал, что они приглашены для беседы.
— Но, так ночь на дворе, — вздохнул Зимин.
— Ночью это легче провернуть, — я продолжал смотреть на него. Давай же, соображай. Такие тонкости, как разведка и диверсии для армии для тебя — не пустой звук. — Выполняйте.
— А-а-а, — Розин обвёл рукой комнату, в которой они сидели и о чём-то задумался. — Слушаюсь, ваше величество.
Зимин пробормотал нечто неразборчивое, но возражать не стал. Чтобы им не мешать, я ушёл обратно в спальню. В кресле возле кровати я заметил книгу, конечно же, на французском, и решил время за ожиданием убить, попробовав почитать. Но ничего прочесть не получилось. Просто не видел букв. Они прыгали перед глазами, как белки. Глаза сами закрылись, и я провалился в короткий беспокойный сон.
— Ваше величество, — я встрепенулся и выронил книгу, упавшую при этом на пол. — Макаров Александр Семёнович прибыл, а вот Салагов Семён Иванович ещё третьего дня отбыл в Москву по делам. — Доложил вошедший в спальню Зимин.