Турков Андрей Михайлович. Александр Твардовский
НЕСКОЛЬКО ВСТУПИТЕЛЬНЫХ слов
Столетие со дня рождения Александра Твардовского недаром совпадает с иной исторической датой — шестидесятипятилетием победы в Великой Отечественной войне.
Александр Блок в 1919-м записал в дневнике, что искусство рождается из «вечного взаимодействия… музыки творческой личности и музыки, которая звучит в глубине народной души…». Судьба и творчество Твардовского вновь подтверждают справедливость этих слов.
Его детство и юность пришлись на годы огромных, зачастую драматических событий отечественной истории XX века.
Вот уж кто вышел из самой что ни на есть глубины России, родившись, как сказано в его стихах, «в захолустье, потрясенном всемирным чудом наших дней» — революцией!
сказано в поэме «За далью — даль», чье многозначное название обняло, кажется, всю жизнь автора, перед которым, как и перед всеми его современниками, действительно открывались новые просторы:
Поэт жил и впрямь в суровую эпоху войн и революций, самых крутых переломов в общественном укладе и миллионах человеческих судеб.
(«За далью — даль»)
Тут что ни дата, то рубеж — и рубец в судьбе, душе, памяти. Последнее слово — оно из ключевых в поэзии Твардовского. Память запечатлела все пережитое, выстраданное, осиленное народом в минувшую эпоху.
И как запечатлела! В стихотворении «О Родине» поэт писал, что «…таинству речи родимой / На собственный лад приобщен», а в «Книге про бойца» — «Василий Тёркин» улыбчиво рисовал своего читателя, который обрадован и даже несколько удивлен, что — «Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке…».
Эта ясность поэтической речи была сродни прозрачности могучей реки, глубина которой даже не сразу ощутима.
Недаром великая книга Твардовского о войне «Василий Тёркин» при всей ее огромной популярности многим казалась просто незатейливыми байками про удачливого солдата-балагура, хотя она, как и задумывалось автором, исполнена «Правды сущей, / Правды прямо в душу бьющей, / Да была б она погуще, / Как бы ни была горька».
Да и сам поэт, жизнь которого была необычайно драматична, по сию пору, однако, представляется иным наивным читателем (а то и рисуется некоторыми отнюдь не наивными литераторами) этаким баловнем судьбы, преуспевавшим при всех режимах в непробиваемой броне орденов и лауреатских медалей.
Людям моего, старшего поколения известно, что и как было на самом деле, преодолевая какие преграды и препятствия Александр Трифонович «честно… тянул свой воз», по собственному горделивому выражению.
Но хочется, чтобы и новые поколения об этом знали и помнили.
Глава первая
«ОТЧИЙ КРАЙ СМОЛЕНСКИЙ»
«Мужик пришел из Починка…» — едва ли не впервые в литературе упоминает о родных местах героя этой книги в своих очерках-«письмах» «Из деревни» (1872) профессор-агрохимик Александр Николаевич Энгельгардт, бывший декан петербургского Земледельческого института, арестованный за то, что, по словам судей, внушал студентам демократические идеалы, и высланный в свое смоленское имение.
Более чем полвека спустя молодой поэт Александр Твардовский с нежностью напишет о «маленькой моей, глухой станции родимой» — Починке, «однофамилице» множества подобных российских поселений.
Но истинная его родина — в еще более глухих местах, куда и сейчас-то не так просто добраться. А раньше!.. Заглянем снова в энгельгардтовские «письма»:
«Моросил осенний дождик. Дорога, которую исправляет только божья планида да проезд губернатора, от постоянных дождей совершенно размокла[1].
Грязь, слякоть, тряская телега, промокший и как-то осунувшийся Никита (работник Энгельгардта… и тезка героя будущей поэмы Твардовского. — А. Т-в) в лаптях, порыжевшие луга, тощий кустарник». И вроде бы нелогичное заключение: «Невзрачная, но все-таки милая сердцу страна…»
1
В ранних стихах Твардовского часты упоминания: «дорог израненные спины» («Родное», 1926), «до заморозка в город не пробиться» («В глуши», 1926), «только заморозок утра кладет дорогу по грязи» («Весенние строки», 1927); по словам персонажа стихотворения «Зима», «местной власти представителя», «зима уместна с точки зрения дорог». Да и десятилетия спустя в дневниковой записи поэта от 23 сентября 1962 года отмечалось, что один приезжий осенью «от Починка до Загорья… добирался по бездорожью 10 часов (15 километров)».