Глава цензурного ведомства Романов тревожно предупреждал начальство, что «журнал намерен по-прежнему акцентировать внимание своих читателей на произведениях, в которых критическое начало в изображении отрицательных явлений советской действительности будет преобладающим».
С таким «диагнозом» вступал «Новый мир» в послехрущевскую эпоху.
Еще в марте 1964 года на встрече «новомирцев» с ленинградскими читателями Ольга Берггольц, по свидетельству Лакшина, начала речь с воспоминания о блокаде, когда на Невском проспекте, на домах, были надписи: «Граждане! Эта сторона улицы особенно опасна при артобстреле!» И, назвав журнал Твардовского, сказала:
— Похоже, что сегодня особенно опасна эта сторона улицы.
Однако то, по известной пословице, были еще цветочки.
Глава восьмая
ЛЮБИМОЕ ДЕТИЩЕ
Месяц с немногим после сентябрьского пленума ЦК КПСС, 21 ноября 1964 года К. Чуковский записал в дневнике, что «свергнув Хрущева, правительство пребывает в молчании — и обыватели не знают, под каким гарниром их будут вести „по Ленинскому пути“…».
Перекликаются с этим и слова из рабочей тетради Твардовского о том, что перемены «и не желают четко обозначаться — все, как было, только одно имя выпало» и «во что еще это все выльется, как обернется, в частности, для литературы, — бог весть».
Оптимисты уповали на возможность насущных экономических реформ, поскольку возглавивший правительство А. Н. Косыгин предпринимал определенные усилия в этом направлении. Пессимисты же опасались возвращения сталинских порядков.
Между тем в январе 1965 года «Новому миру» исполнялось сорок лет. Твардовский решил воспользоваться этим, чтобы в существовавшей неясной обстановке твердо заявить о позиции журнала. В его статье «По случаю юбилея» кредо журнала и редактора было сформулировано очень четко.
Многократно подчеркивая, что публикуемые в «Новом мире» авторы стремятся следовать правде жизни, а не предвзятым, заранее заданным представлениям о ней, неким «как бы узаконенным нормам освещения ее в литературе», Твардовский отмечал, что «к сожалению, в последние годы и до самого недавнего времени печать проявляла порой заметное недовольство отражением в литературе достоверных черт реальности, подталкивала писателей на прежние стези приукрашивания, фальсификации».
«Читатель остро нуждается в полноте правды о жизни, — повторял он. — Ему претит уклончивость и непрямота художника… Задача литературы не в том, чтобы сопровождать, иллюстрировать „средствами художественного изображения“ уже принятые решения, „оформлять“ готовые общеизвестные положения. Настоящую помощь партии и народу писатель оказывает тогда, когда честно и смело изучает глубинные явления жизни, изображает нечто важное, новое, о чем, может быть, еще и речи не было в ежедневной печати, в каких-либо документах и узаконениях».
«Мы приветствуем споры, дискуссии, как бы остры они ни были, — говорилось в заключение статьи, — принимаем самую суровую и придирчивую в пределах литературных понятий критику… И сами не намерены уклоняться от постановки острых вопросов и прямоты в своих суждениях и оценках. На том стоим».
Пусть читатель не посетует за эти пространные цитаты, потому что сказанное здесь Твардовским прекрасно выражает дух журнала и полностью соответствует его реальному содержанию, обогащавшемуся буквально с каждым годом. Впоследствии поэт с явным одобрением занесет в рабочую тетрадь слова из записки академика А. Д. Сахарова о насущной необходимости «всестороннего и бесстрашного изучения фактов в их взаимосвязи», находя в сказанном подтверждение верности «курса» своего журнала.
«Новый мир» продолжал развивать «овечкинскую» линию — не только публикацией очерков Е. Дороша, Л. Иванова, Ю. Черниченко и, как мы вскоре увидим, произведений «большой» прозы других авторов, но и поддержкой и пропагандированием ее в критических статьях (в 1964–1965 годах — И. Виноградова об Овечкине и Дороше, рецензии Ю. Буртина на очерки П. Ребрина), и резким, недвусмысленным осуждением произведений, в которых, по словам одного из рецензентов, нет «стремления к серьезному и самостоятельному осмыслению жизненных проблем современного села».
Слова, сказанные О. Лацисом[34]: «…о тех участках, где не все благополучно, не надо бояться говорить в полный голос», очень характерны для направления всего журнала.
«Только начало» — называлась статья Г. Козлова и М. Румера о хозяйственной реформе, связанной с именем Косыгина и пытавшейся «раскрепостить» отечественную экономику, усилить роль хозрасчета и материальных стимулов. Если она, эта реформа, значительной частью «высших» руководителей и партийно-государственного аппарата всячески тормозилась и саботировалась, то в «Новом мире» всемерно поддерживалась в выступлениях видных и ярких экономистов и публицистов — А. Бирмана, П. Волина, Г. Лисичкина, Н. Петракова.
34
Этот часто печатавшийся в «Новом мире» скрупулезный исследователь отечественной экономики советского периода много претерпел за свою дотошность (вплоть до исключения из партии). Зато один жестоко раскритикованный им автор, чьи, по словам Лациса, «бесстрастно скучные мысли» излагались «бесстрастно скучным языком», сделал головокружительную партийную карьеру и в годы перестройки был притчей во языцех как символ сопротивления ей. Речь идет о Егоре Кузьмиче Лигачеве.