Один из скучающих отцов-основателей секции Зета, заметив это, потрусил к ним и потребовал объяснений, какого рожна они делают. Копаем котлованы под фундаменты, ответил Агенор. Отец-основатель захотел узнать, фундаменты чего? Городских стен, разумеется. Отец-основатель, с трудом сохраняя каменное выражение лица, спросил Агенора, с чего тот взял, что здесь буду стены, если его секция покуда не определилась даже с тем, где у нас север.
Агенор посмотрел на него странным взглядом и сказал, что, конечно, стены должны быть тут, ибо если дать себе труд посмотреть на карту (которую сам Агенор единственный раз мельком видел накануне), то нетрудно заметить, что вот этот мыс помечен на ней как Мыс, а тот остроконечный холм указан на ней как Холм, и все, что требуется, это провести между ними воображаемую прямую и начать копать.
Весть о том, что нашелся Тот, Кто Знает, Что Делать, распространилась вокруг примерно за десять минут; по истечении этого времени вся экспедиция сгрудилась вокруг Агенора, требуя указаний на повышенных тонах. На его месте я — и даже Агамемнон или сам Зевс — впал бы в величайшее замешательство, но чтобы смутить бывшего десятника каменщиков, требуется нечто большее. Благослови его боги, у него хватило учтивости послать кого-то за мной и, раздавая приказы, притвориться, что получает их от меня; когда я начал более-менее соображать, что происходит, я уже не глядя одобрял каждое его указание, поскольку было очевидно, что Он Знает, Что Делать, а я нет.
С этого момента дела пошли на лад.
Секция Зета объявила, что мы все-таки высадились где надо, и приступила к работе со всеми своими рейками и колышками. Секция Бета обнаружила солидную рощу прекрасных высоких сосен, которая до того как-то ухитрялась оставаться незамеченной, и принялась их валить. Секция Альфа разгрузила остатки груза и передала его в распоряжение секции Эпсилон, которая аккуратно рассортировала и складировала его, учтиво позволив секции Гамма забирать все, что той требовалось для выполнения поставленных Агенором задач. Повсюду дело пошло самым эффективным и цивилизованным манером, и даже иллирийцы включились в общую деятельности и за несколько последующих часов никого не убили и не покалечили.
— Ну вот, — заметил мой друг Тирсений, потягивая вино, которое он ухитрился где-то раздобыть (сбрось моего друга Тирсений с небес посередине ливийской пустыни головой вниз, и через пять минут он найдет кресло, амфору приличного вина и хорошенькую девушку, чтобы это вино подливать). — Я говорил тебе, что все пойдет путем, как только люди разберутся, что нужно делать.
— И чего я волновался, — сказал я. — Должен был и сам сообразить, что все наладится.
Тирсений пожал плечами.
— Тебе нужно отучиться волноваться, — зевнул он. — Это основной навык, необходимый для выживания любому начальнику. Я так тебе скажу — управляя купеческим судном, далеко не доберешься, если будешь проводить все время, схватившись руками за голову и переживая.
— Верно, — согласился я, надеясь, что он заткнется. Он не заткнулся.
— Между прочим, если тебе не терпится о чем-нибудь поволноваться, — продолжал он, — то лучше тебе волноваться о скифах. Я им не доверяю.
Я моргнул.
— Погоди минутку, — сказал я. — Вот только давеча ты утверждал, как все здорово у нас с ними вышло, какие они оказались дружелюбные, и как прекрасно, что не нужно изображать превосходство.
Он снисходительно улыбнулся.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — сказал он. — Ты слишком склонен принимать все за чистую монету. Тебе следует обратить на это внимание, знаешь ли.
Я попытался заявить, что скифы с первого взгляда пробудили во мне самые серьезные подозрения, но не успел.
— В Ольвии, — продолжал он, — чем любезнее местные себя ведут, тем строже за ними следует присматривать. Будучи торговцем, ты доводишь это умение до инстинктивного, но ты, конечно, лишен подобного опыта. Так вот, ходи я в твоих сандалиях, то послал бы в деревню пару сотен иллирийцев в полной экипировке в качестве тактичной демонстрации силы. — Ходи ты в моих сандалиях, — пробормотал я, — ты бы сбил ноги до крови. Они у тебя куда больше моих.