Согласно исходному плану, мы не собирались тратить деньги на покупку камня (да и зачем, если все, что требуется, это отколоть сколько нужно от ближайшего утеса?), а нарубить потребное количество сами с ближайшего выхода гранита или песчаника. Ошибка была вполне понятна, учитывая, что все мы были греками, выросшими на крошечных клочках земли, зажатых между огромными голыми горами. Мы и вообразить не могли, что с доступностью камня могут возникнуть какие-то сложности, примерно как рыба не способна уяснить концепцию пустыни. Потратив массу бесценного времени и сил на поиски подходящего материала, мы сдались и спросили Тирсения, не знает ли он, где мы можем купить камень, и через некоторое время специально построенные баржи двинулись вдоль побережья из Одессоса, глубоко осев в воду под грузом аккуратно вытесанных песчаниковых блоков. Цены были сокрушительными, поэтому нам пришлось отрядить корабль в Македонию за деньгами — этот ресурс не мог иссякнуть, пока жив был Филипп.
— Если бы мы сразу так поступили, — объявил Тирсений, ныне самоназначенный Начальник Камнедобычи, проверяя грузовые документы последней из барж, — мы бы сэкономили недели две. Жаль, что к моему мнению так мало прислушиваются, иначе я мог бы сберечь всем нам массу времени и усилий.
Агенор, ныне официально назначенный Производитель Работ, внезапно вспомнил, что не так давно он был скульптором-профессионалом и потребовал, чтобы для фасада сторожевой башни, которую мы возводили прямо за воротами, ему предоставили мрамор вместо песчаника. Я сказал ему, чтобы проваливал с такими идеями в пекло, после чего он обратился к Отцам-Основателям и объяснил, для украшения башни памятным фризом, изображающим сцену основания города, ему потребуется мрамор, да не простой, а отменного качества, с каковыми доводами Отцы-Основатели немедленно и согласились. Я сказал им, чтобы они тоже проваливали в пекло. За этим последовало несколько весьма напряженных собраний Комитета по Строительству, по результатам которых все возражения были формально запротоколированы, а Агенору велели заткнуть пасть и продолжать работы, что он и сделал, когда я пообещал ему весь мрамор, какой потребуется, но после выполнения приоритетных задач.
В какой-то момент — не могу припомнить, когда именно, но это произошло внезапно, когда мы смотрели в другую сторону — огромная беспорядочная свалка приобрела вдруг вид новорожденного города. Не Афины, конечно, и даже не Пелла, но безусловно город. В нем были улицы или узкие полоски земли, которые во благовремении обязательно ими станут; мы перестали шляться как попало и начали перемещаться только по ним. Они даже обрели имена — Главная улица и Воротная улица, Южная улица и Западная улица — ни одно из которых не значилось в предварительно утвержденном соответствующим подкомитетом списке, но когда ты говорил что-нибудь вроде «участок в дальнем конце Западной улицы, по левой стороне, если смотреть на море», тебя прекрасно понимали.
Мы испытали причудливые чувства, когда позволили себе согласиться с тем, что это произошло. И время шло, а скифы не нападали, деньги не прибыли из Македонии, но баржи продолжали идти из Одессоса, мы договорились о новых кредитах с городом Ольвией для покупки пищи, инструментов, тканей и канатов, нашли лес в дневном переходе от города, перестали носить броню и отправлять вооруженный эскорт, выкопали первый колодец, завершили предварительную разведку земли и принялись нарезать и распределять участки, деньги все не приходили, мы разобрали частокол, поскольку он уже начал мешать, а дерево нужно было в других местах, мы возвели первый дом, начали первый храм, мы проводили бесчисленные собрания, мы провели первую борозду, мы заложили основание зернохранилища, деньги прибыли, но в недостаточном количестве, четвертый дом развалился ночью и мы начали его снова, с нуля, мы огляделись вокруг и обнаружили, что прошел год... мы с Феано поженились — просто так, чтобы занять свободный день, пока мы ждали, когда высохнет штукатурка и можно будет начинать крыть крышу. Скифы все не атаковали. Мы все еще были здесь. И назавтра. И через день.
Я начал записывать историю города на куске пергамента, в котором привезли огромную сырную голову. Я записал наш первый урожай, первые смерти и рождения, первую существенную кражу, первое изнасилование, первую продажу земли... события не выдающиеся, и даже наоборот, весьма заурядные. Но они были живыми.
Невероятно…
Глава двенадцатая
Когда моему сыну исполнился год, я дал ему имя. Я откладывал это до последнего момента по тысяче разных малозначительных причин; вероятно, где-то в глубине души я верил, что если буду достаточно твердо игнорировать его наличие, он исчезнет. С чего мне было этого желать, не имею ни малейшего представления; на сознательном уровне у меня не возникало никакого желания от него избавиться, и даже недостатка родительских восторгов я не испытывал. Возможно, дело было в том, что мы с Феано не особенно ладили, хотя никакой логической связи между этими двумя явлениями я не вижу. С другой стороны, логика не слишком применима к подобным материям, насколько я мог заметить.