Четвертый урожай удался на славу; он был оказался настолько хорош, что мы смогли запасти зерна на год — минимальный объем, который афинский землепашец обязан прихомячить в закрома, чтобы обрести крепкий спокойный сон — и после этого у нас остались излишки на продажу. К этому времени я закончил телегу, сделав на сей раз колеса с ободьями нужной ширины, и приступил к жатве с первым появлением Ориона — в точности, как и следовало. В сущности, пространства для ошибки у меня почти и не оставалось; тем не менее, забрасывая в телегу тяжелый сноп, я ухитрился неловко повернуться и надорвать спину. Я сполз на землю, корчась от боли, и принялся ждать, когда кто-нибудь пройдет мимо.
В Аттике, где каждый возделывает клочок земли размером примерно с тунику, практически невозможно оказаться вне поля зрения хотя бы одного человека. Здесь, в изобильных пространствах Ольвии, можно идти часами, не боясь, что твое одиночество будет нарушено — в особенности в такие хлопотные периоды, как во время жатвы, когда все снуют между своими полями и амбарами по уши в трудах. Я попытался ползти, но сдался, преодолев едва ли двадцать шагов.
Не стоит и говорить, что из головы у меня не шел отец (как ты помнишь, он умер в весьма схожих обстоятельствах); естественно, я начал беспокоиться, как и любой другой на моем месте. Если я умру, что станет с моим сыном? Кто будет обрабатывать землю, прежде чем он взойдет в возраст? В Аттике моя жена могла бы купить раба, но мы, чтоб нам всем провалиться, постановили в свое время не брать в Ольвию рабов, ибо мы строим истинную республику свободных людей, защищаемую от разложения облагораживающим действием свободного труда; кроме того, на судах не нашлось бы места для быков и рабов одновременно, а быка, если дела пойдут худо, можно по крайней мере съесть. Так что, если возделывать наш надел будет некому, Феано придется зарабатывать на жизнь проституцией или стиркой, а сын сможет унаследовать землю единственным образом — дожить до дееспособного возраста и подать иск; может быть, Тирсений возьмет его в ученики (образ отца, с серьезным видом заявляющего: научи парня ремеслу и он никогда не будет голодать, наполнил мою голову роем диких пчел, копошащихся в щели за косяком); по размышлении же и этот вариант не показался мне таким уж отрадным. Конечно, я доверил бы Тирсению свою жизнь, но это не совсем то же самое, что доверять ему свои деньги, не говоря уж о правах собственного сына; ко всему прочему друг мой был полным идиотом, а мысль о том, что сыну придется болтаться по морям на кораблях, которые могут утонуть — особенно если ими управляют идиоты, у которых мозгов не хватит на то, чтобы их должным образом осмолить...