— Почему ты лежишь на земле? — спросил кто-то.
Это была Феано. Она была последним человеком, которого я ожидал увидеть (ладно, услышать — я лежал лицом вниз и видел только ее ступни); она никогда не выходила в поля, поскольку женщины так не делают, точно так же как собаки не дерутся в переднем ряду фаланги.
— Спину повредил, — сказал я.
— Чего?
— Спину повредил, — повторил я.
— О. И как это тебе удалось?
— Грузил, — сказал я. — Слушай, не могла бы ты мне помочь?
— Ладно, — сказала она. — Что нужно делать?
Сперва от нее было больше вреда, чем пользы, однако через некоторое время мне удалось (между воплями) разъяснить ей технику обращения с надорвавшим спину человеком, и она кое-как смогла поднять меня и уложить на телегу, поверх прекрасной мягкой соломы.
— Что теперь? — спросила она.
— Правь домой, — сказал я.
— Ладно. И как это делается?
Ничто не проходит бесследно, говорят — опыт обучения юной македонской знати ямбическому пентаметру позволил мне худо-бедно растолковать Феано общепринятый способ управления телегой.
— Возьми вот эту длинную штуку, — сказал я. — Теперь залезай на телегу и врежь ею быку по заднице.
— Готово, — ответила она, когда телега внезапно скакнула вперед.
— Пожалуй, — добавил я, — можно было и полегче. Теперь: видишь эти кожаные ремни?
Она вздохнула.
— Я знаю, что такое вожжи, — сказал она. — Не нужно впадать…
— Хватай их, — сказал я. — Тяни левую, когда надо повернуть его влево, а правую, если...
— Да, я все это знаю. Что там насчет остановки?
Каким-то образом нам удалось добраться до дома; по счастливой случайности, Основатель Архестрат (который не заглядывал месяцев восемнадцать) выбрал этот вечер, чтобы навестить меня и устроить скандал по поводу цвета, в который выкрасили храм. Оглядываясь назад, смело можно сказать, что от трехного пса было бы больше проку, чем от него, однако трехногих псов днем с огнем не найдешь, когда они нужны; поэтому он помог Феано втащить меня внутрь, затем толкнул свою речь и удалился.
— Плохо дело, — сказала Феано, критическим взглядом рассматривая меня, растянувшегося в кресле. У меня было ощущение, что из-за моего присутствия комната выглядит неприбранной, но тут я ничего поделать не мог.
— Еще бы не плохо, — ответил я. — Кстати, где пацан?
— В другой комнате, — ответила она. — Или ты думаешь, что я засовываю его в шкаф, когда ухожу из дома?
— Извини, — сказал я. — Да нет, это катастрофа. Наше пропитание на весь следующий год валяется на земле кормом для грачей, и я не шиша не могу сделать, чтобы помешать ему сгнить.
— О, — сказала она. — И что ты ждешь от меня?
Я пожал плечами.
— Не знаю, — ответил я. — Впрочем, для начала можно собрать его и перевезти в амбар.
Она нахмурилась.
— Что, в одиночку? Ты, наверное, шутишь. Я намного попозже обойду твоих друзей, уж конечно они не откажутся помочь, когда узнают…
Я потряс головой, хотя это была неплохая идея.
— Сама подумай, — сказал я. — У них самих сейчас дел невпроворот, это же самое жаркое время в году. Может, получишь несколько обещаний помощи, но не думаю, что кто-нибудь из них на самом деле придет. Что вполне можно понять, — добавил я.
Она, кажется, не поверила мне и ушла. Через час или около того она вернулась в полной ярости.
— Хорошие же у тебя друзья, — сказала она.
Я вздохнул.
— Надеюсь, ты не нагрубила им?
— Я сказала им все, что думаю о людях, которые из эгоизма и лени позволяют урожаю своего друга сгнить...
— То есть да, нагрубила?
Она пожала плечами.
— Без таких друзей ты прекрасно обойдешься, — сказала она. — И что теперь?
Я лежал на чем-то (что впоследствии оказалось деревянной лошадкой, вырезанной мной для мальчика). Когда я попытался подвинуться, то почувствовал себя рыбой, которую потрошат заживо.
— Лежи спокойно, ради всех богов, — рявкнула Феано. — Никому не станет лучше от того, что ты корчишься, как червяк на крючке.
Я сдался и замер с вонзившейся в спину лошадиной мордой.
— Если они не станут помогать, а я не могу пошевелиться, что остается? — ласково спросил я.
— Ты хочешь, чтобы я это сделала, — сказала она.
— Да.
— Ладно, — сказала она.
И сделала.
Если быть точным, в первый день приехал Тирсений, который где-то с час наблюдал за ее работой, давая полезные советы; несколько человек смогли выкроить немного времени, чтобы придти и помочь. В основном, что любопытно, это были иллирийцы — люди, имен которых я не знал, а если б знал, не смог бы произнести. Позже я узнал, что они, как и царица Олимпиада, были благочестивыми змеепоклонниками, а слух о том, что у меня в кувшине сидит священная змея, все-таки успел распространиться... Неважно; они помогли, чем смогли, и в конце концов работа была сделана; я провалялся без движения десять дней, а делать хоть что-то полезное смог еще через три, занявшись веянием.