Тем не менее, выздоровление было долгим; оно растянулось на целое лето, проведенное нами в Тарсе. У воинов было время поразмышлять над надписью, высеченной на гробнице Сарданапала в Анхиалоне близ Тарса: «Сарданапал, сын Анакиндаракса, основал в один день Анхиалон и Тарс; прохожий, ешь, пей и люби; остальное – тщета».
Только ближе к концу сентября Александр снова двинулся в путь, совершая короткие переходы вдоль побережья. Он шел уже около недели, переправился через Пирам и достиг города Солы на границе с Финикией, когда прибыл гонец. Александр сказал ему слова, которые часто обращал к вестникам: «Храбрец мой, о каком чуде ты мне расскажешь? Может быть, вернулся к жизни Гомер?».
Вестник сообщил, что за ним шел прибывший с севера Дарий Кодоман с армией в сто шестьдесят тысяч человек.
Донесения лазутчиков рисовали грандиозную военную процессию, в которой участвовали все народы великого царства – армяне, мидийцы, халдеи, иранцы, кавказцы, скифы, бактрийцы, греческие наемники; она медленно продвигалась по пустыне и горам Ассирии, растянувшись на многие десятки стадиев. Порядок шествия был строг и ритуален. Впереди рабы несли серебряные жертвенники, в которых горел неугасимый огонь; затем шли маги с пением гимнов, сопровождаемые таким числом младших жрецов, каково число дней в году; далее катилась колесница Солнца, влекомая белыми конями, а за ней скакун баснословных размеров, которого называли конем Солнца. Возничие были одеты в белое и держали в руке золотые прутья. Вслед за ними являлись глазу десять боевых колесниц, выложенных золотом и серебром; затем конница двенадцати народов; далее десять тысяч воинов, именовавшихся «бессмертными», с золотыми цепями на шее и в хитонах из золотой парчи с рукавами, расшитыми драгоценными камнями; через тридцать шагов после них – дальние родственники царя числом пятнадцать тысяч; затем дорифоры, несущие царские одежды; и, наконец, на колеснице, украшенной статуями богов и золотыми орлами, сам Великий Царь на троне. На голове у него была голубая тиара, а вокруг нее – пурпурная с белым повязка; на пурпурную с серебряной полосой тунику был наброшен халат, усеянный каменьями, как небо звездами, на котором были вышиты два ястреба, прядающие с облаков; на золотом поясе царя висел кривой меч в ножнах из драгоценного камня. Рядом с царем шествовали двести его самых близких родичей, а десять тысяч копейщиков, составлявших его охрану, шли впереди тридцати тысяч пеших воинов. Сзади вели его личных коней, числом четыреста. Затем следовали колесницы матери Дария и его жены Статиры, конные прислужницы и малые дети в повозке; далее триста шестьдесят пять наложниц и у каждой экипаж, как у царицы. Триста верблюдов и шестьсот мулов везли военную казну под охраной стрелков из лука. Царевны, вельможи, гаремы высоких сановников, евнухи, армейская прислуга, бесчисленные служители и рабы замыкали шествие; их подталкивали сзади солдаты арьергарда, которым было поручено поторапливать отстающих и казнить беглецов.
Едва Александр успел выслушать описание армии своего врага, как прибыли другие гонцы, сообщившие ему, что арьергард, оставленный им у Исса, между горами и морем, перебит персами. Вновь возник спор между Александром и Парменионом. Старый полководец хотел спуститься дальше к югу, занять позиции на широкой равнине, освоиться с местностью и ждать битвы. «Ты таким образом в точности выполнишь замысел Дария! – воскликнул Александр. – Ведь тогда персы, воспользовавшись своим численным преимуществом, смогут накрыть нас, как сетью. Напротив, мы развернемся и обрушимся на Дария, пока его огромная армия, отягощенная женщинами и обозом, будет находиться в теснине».
Созвали войско, и Александр обратился к нему с речью; близость решительного боя вдохновляла его. Он говорил солдатам о том, что, невзирая на малочисленность, велико их превосходство над врагом: это превосходство закаленных воинов над азиатами, одетыми, как женщины; свободных людей над рабами; эллинов над варварами. Он сумел обратить похвальное слово к каждой фаланге, к каждому командиру; он хвалил Пармениона за его преданность и мудрость, Филоту за храбрость, проявленную при Гранике, Пердикку за то, что он первым вошел в Галикарнас; он принес благодарность Клиту, спасшему ему жизнь, когда ей угрожал Спиридат. Гефестион, Никанор, Кратер, Мелеагр, Неарх, Диад, Птолемей – все получили словесные лавры. Затем Александр распорядился, чтобы люди хорошо подкрепились и были наготове к исходу дня. Поднявшись к северу, он перешел ночью перевал там, где никто его не ждал, и на другой день оказался, как он того и хотел, лицом к армии Дария, в узкой долине Исса, между горами и морем.
V. Имя царей
Вы, неверующие, вы, кто сомневается в магической силе букв и звуков, как вы думаете: почему среди царей, из поколения в поколение, повторяются одни и те же имена, точно так же, как передается по наследству престол? А почему вы сами даете вашим детям имена знаменитых людей или тех из ваших предков, чья память делает вам честь? Не потому ли, что уповаете на способность этих имен передавать благодетельные силы?
VI. Лагерь Дария
Александр пил из чаши, взятой среди другой добычи; ее стоимости хватило бы, чтобы купить дворец. Устроившись в шатре Дария, растянувшись на ложе Дария, он поглядывал временами на широкое кровавое пятно, проступившее через повязку, которую ему наложили на бедро, и, казалось, не понимал, откуда взялась эта рана.
И на этот раз, как при Гранике, но только в еще большей степени, бой прошел для него как бы в бреду. В нем обитали небесные силы, завоевание было его призванием, и потому в момент битвы он становился подобен пифии, когда та пророчествует, аэду, когда тот сочиняет свой трагический гимн, или Пифагору, склоненному над триадой чисел: душа покидала его, чтобы войти в сговор с тайными силами мира. А теперь, закончив на сегодня свою работу победителя, он слушал рассказ о битве, которую плохо помнил.
В полдень, когда македоняне спустились по горному склону, они оказались лицом к лицу с неприятелем, который ждал их, укрепившись за частоколами. Там, стоя на колеснице, далекий и все же узнаваемый, окруженный тысячами огней, которые солнце зажигало на драгоценных камнях его панциря, Дарий Кодоман возвышался над своей армией. Александр развернул свою тяжеловооруженную пехоту, построив ее в шестнадцать рядов, и послал фессалийскую конницу на левый фланг, вдоль побережья, которое приказал Пармениону удерживать во что бы то ни стало. Внезапно невероятный вопль из более чем ста тысяч глоток поднялся над тесниной, и эхо разнесло его по соседним долинам. Тридцать тысяч македонян ответили своим военным кличем. Обе армии хотели криком напутать друг друга. Дальше Александр ничего не помнил.
Возлежавший рядом с ним прекрасный Гефестион рассказывал: «Ты встал рядом с нами, гетайрами, на правом фланге; едва ты увидел Дария, как уже ты не мог сдержать нетерпения и ринулся в атаку, и песок полетел из-под копыт наших коней». – «Солнце стояло над нами, – сказал Александр, – и било персам в глаза». Гефестион продолжал: «Ты выглядел счастливым. Ты первым перешел через устье речки, которая отделяла нас от персов; ты заставил Буцефала перепрыгнуть через частокол; мы скакали рядом с тобой; ты кинулся в схватку. Ты разил направо и налево, всадники падали с коней; ни один не мог сопротивляться тебе; и мы, следуя за тобой, поспевали с трудом, так стремительно ты врезался в гущу врагов».
«Ты видел, Гефестион, – спросил Александр, – как огромен Дарий?».