В конце лета 324 года, прибыв в Опис, Александр созвал македонское войско на равнину перед городом и объявил о своем решении отправить на пенсию около 10 000 ветеранов, не годных более для активных боевых действий. Александр намерен был завершить то, чему положила начало пустыня Гедросии. Армия отлично понимала его планы: Александр проводил генеральную чистку войска. Заявление его было встречено шумом, улюлюканьем, неодобрительными громкими криками. Солдаты требовали, чтобы он отправил домой их всех, а сам шел бы воевать. И пусть на поле битвы ему помогут новоявленный отец Амон и персидские танцоры. О настроении Александра можно судить по его реакции. Он спрыгнул с трибуны прямо в воинские ряды, схватил самых крикливых солдат и потащил их к персидским своим телохранителям, с тем чтобы те немедленно их казнили. Схвачено и предано смерти было более дюжины человек. Александр вернулся на трибуну. Из той речи, что он произнес, ясно следует: мятеж в Индии произвел на него слишком сильное впечатление. Он обвинил войско в том, что оно его покинуло, не дало ему никакого выхода и потому ему пришлось обратиться к варварам. Александр долго бушевал, стоя на возвышении, а потом издал несколько приказов. Персидские войска заменят македонцев, командирами подразделений отныне станут персы, и в ближайшем его окружении появятся высокопоставленные персидские вельможи.
Интересно отметить, что из штаба Александра никто сторону войска не принял. В этот раз не было Кена, никто не произносил честных и откровенных речей. Возможно, все были слишком напуганы. Македонские солдаты остались предоставленными самим себе. Войско направило делегацию в шатер к горюющему, словно Ахилл, Александру. Солдаты, рыдая, униженно просили простить их. Александр – прекрасный актер – встретил их с глазами, полными слез, и обменялся с некоторыми из них братским поцелуем. В Описе устроили большое пиршество: надо же отпраздновать воссоединение царя и «его детей» – македонцев и персов. Некоторые историки до сих пор прославляют тот эпизод, считая его великим проявлением единства. На самом деле Александр, улыбавшийся и провозглашавший здравицы в честь македонцев, ничуть не изменился. Чистка армии продолжилась, на этот раз пилюля была сильно подслащена. Отставленные македонцы получали деньги на обратную дорогу и премию размером в один талант. Им, правда, полагалось оставить своих персидских жен и прижитых с ними детей. Добрый, заботливый Александр пообещал им, что сам позаботится о детишках. Царь освободился от нарушителей спокойствия, одновременно наказывая и награждая смутьянов. Войско должно было вернуться в Македонию под предводительством Кратера, самого лояльного царю военачальника. Этого человека солдаты любили. Кратер должен был обеспечить хорошее поведение солдат. У него, кроме того, имелась секретная инструкция: вернувшись в Пеллу, расправиться с Антипатром. (Антипатр был правителем в Македонии с тех пор, как одиннадцать лет назад Александр уехал оттуда.) Кратер ушел и увел с собой 10 000 ветеранов. Более они с Александром уже не увиделись.
Нет письменных свидетельств о другой группе, которую Александр должен был подготовить к чистке. Состояла эта группа из военачальников и командиров конницы, «друзей»-гетайров и гиппархов. Единственный намек, по которому мы можем судить о недовольстве ими Александра, – это полное их молчание в течение двух лет террора. Александр не забыл об их индийском мятеже, о том, что, когда он обратился к ним за поддержкой, они не проронили ни слова. Не забыл и аплодисментов, которыми они встретили речь Кена. Эти «порфироносные повелители», делившие с царем ужин, сломились, должно быть, в результате слежки за ними царственного параноика. Инцидент в Описе дает возможность почувствовать ситуацию. Когда Александр мрачно удалился в шатер и составил указ, согласно которому персидские аристократы должны были влиться в его окружение, он, скорее всего, ненавидел таких полководцев, как Пердикка, Птолемей и пр.