По поводу романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» и ему, и другим стажерам во время пребывания в США не раз придется вступать в дискуссии с профессорами и студентами. Ведь именно в том 1958 году автор романа был выдвинут на соискание Нобелевской премии. В СССР книгу запретили к изданию, зато поклонники Пастернака на Западе опубликовали «Доктора», и роман имел грандиозный успех в мире. Ничего там антисоветского не было, и если бы роман опубликовали в Союзе, то и скандала вокруг него удалось бы избежать, однако наши власти, как это часто происходило, проявили несгибаемую большевистскую твердость и тем самым создали себе массу проблем. Умели они собственными руками плодить себе врагов.
Запрет на издание романа и преследование Пастернака Запад активно использовал в своих пропагандистских целях: в Советском Союзе нет свободы творчества, все живое и талантливое подвергается репрессиям, налицо возврат к мрачным сталинским временам.
В ответ ЦК КПСС предпринимал свои шаги, например, всячески лоббировал через разные каналы альтернативу Пастернаку в лице Михаила Шолохова, поручил советским дипломатам, работавшим в капстранах, провести широкую кампанию по дискредитации автора «Доктора Живаго» как человека, который «не пользуется признанием у советских писателей и прогрессивных литераторов других стран». В записке, подготовленной Отделом культуры ЦК на сей счет, говорилось: «Выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию было бы воспринято как недоброжелательный акт по отношению к советской общественности»[24].
И, разумеется, еще в Москве стажеров подробно инструктировали, как следует реагировать, если кто-то поднимет вопрос о «Докторе Живаго».
С английским у Александра к концу стажировки все наладится, Яковлев сможет и тогда, и впоследствии вести разговоры с американцами на самые разные темы без помощи переводчика. И с наукой он все успеет — прочтет кучу самых разных книг, сделает сотни выписок, которые затем пригодятся при защите кандидатской диссертации.
Всю четверку поселили в кампусе Сент-Джонс-Холл. Александру досталась маленькая, но опрятная комната на двенадцатом этаже с видом на знаменитый Центральный парк. Им назначили ежемесячную стипендию в размере 250 долларов, что по тем временам было внушительной суммой (такую зарплату получали наши дипломаты).
Александр еще в Москве был утвержден старостой своей «колумбийской» группы — исходили из того, что он самый старший по возрасту, фронтовик, партийный работник.
В научные руководители Яковлеву определили профессора Трумэна, который сразу удивил русского аспиранта тем, что рекомендовал ему для прочтения книги, содержавшие критические оценки американской внешней политики. У нас в СССР такое тогда было не принято. «Профессор был консервативным человеком по своим взглядам, но он честно выполнял свою работу, оставляя меня в свободном плавании в выборе оценок тех или иных научных позиций», — заметит Александр Николаевич незадолго до своего ухода из жизни, диктуя воспоминания об американской стажировке[25].
Занятия по американской внешней политике казались ему скучными, не выходящими за рамки стереотипов холодной войны. Зато отдушиной были лекции по русской истории и литературе, которые Александр посещал добровольно. Хотя и там он все время изумлялся тому, как поверхностно университетские профессора знают и сам предмет, и современную российскую действительность.
Вот это — отсутствие у американцев глубокого понимания того, что происходит в СССР, их часто нелепые высказывания и еще более нелепые вопросы — до самого окончания стажировки удивляло его. Причем речь шла не о провинциалах из техасской глубинки, а о преподавателях и студентах самого продвинутого вуза США.
Один профессор интересовался у Яковлева, правда ли, что разрешение на вступление в брак надо брать у комсомольской организации. Другой задавал вопрос: может ли советский человек свободно перемещаться из одного города в другой? На уроке русской истории в университете Берлингтона (штат Вермонт) Яковлев собственными ушами слышал, как преподаватель, говоря о причинах Октябрьской революции, выводил это историческое событие из факта… татаро-монгольского нашествия.
Справедливости ради, надо сказать, что и советские люди в те годы имели точно такое же превратное представление об Америке. Все знания они черпали из статей газеты «Правда», которые день за днем смаковали преступления белых против негров, рост безработицы и опасность американского милитаризма.