В итоге Александр Николаевич согласился на то, что 51 % акций останется за государством. Подписывая указ об акционировании, Б. Н. Ельцин сказал, что назначает Яковлева еще и председателем совета директоров Общественного телевидения России (ОРТ), и попросил его «не отпускать вожжи». Александр Николаевич с облегчением ушел в отпуск, а вернувшись, обнаружил, что подготовленные и принятые в его отсутствие документы, регламентирующие функции руководящих органов компании, делают его присутствие сугубо номинальным.
Все это происходило на фоне непрекращающейся схватки за денежные потоки, а в конечном счете — за управление компанией.
1 марта в подъезде своего дома был застрелен генеральный директор ОРТ Владислав Листьев. Угрозы в анонимных письмах не раз получали и другие руководители «Останкино», в том числе и сам Александр Николаевич.
В итоге он попросился в отставку, и эту просьбу Кремль охотно удовлетворил. 17 марта Яковлев был освобожден от должности руководителя ФСТР и исполняющего обязанности председателя Российской государственной телерадиокомпании «Останкино».
Все шесть перестроечных лет Яковлев последовательно боролся за рынок и вот теперь, когда сам перестроил госкомпанию по рыночным принципам, был немедля отвергнут, остался без должности. Правда, какое-то время занимал пост председателя совета директоров ОРТ, но был там скорее «свадебным генералом».
Пришлось снова пересесть на «Волгу». [Из архива Л. Шерстенникова]
С очевидным облегчением покинув начальственное кресло, Александр Николаевич всецело отдался тем делам, которые были ему по душе. Писал книги и статьи. Участвовал в работе над проектом новой конституции. Создавал очередную политическую партию. Основал и возглавил Международный фонд «Демократия» (Фонд Александра Н. Яковлева), деятельность которого была связана с изданием целого ряда сборников уникальных исторических документов. И до самого конца продолжал изучать в архивах дела репрессированных советской властью граждан.
Незадолго до ухода из жизни признался: «Я узнал о трагедии моего народа, может быть, столько, сколько не знает никто».
Еще он без конца встречался с журналистами, чуть ли не ежедневно давал интервью. В изданном уже после его смерти сборнике, умело и бережно составленном Анатолием Яковлевым (сыном), таких интервью только за период с 1992 по 2005 год — ровно сто. Это, разумеется, лишь отобранные, то есть, по мнению составителя, имевшие наибольшую ценность. Всего же их было гораздо больше.
Когда читаешь эти интервью, перед тобой предстает человек, которому страстно хочется выговориться, достучаться до умов и сердец, остаться понятым. Не факт, что это у него получилось.
В последних книгах много горьких страниц — Яковлев видит, что окружающий мир совсем не такой, о котором он мечтал и ради которого работал. Он дотошно копается в своем прошлом, пытаясь понять, где ошибся, отчего все пошло не так… С тревогой всматривается в день завтрашний: многие опасные тенденции, о которых он предупреждал, начинают набирать силу, грозят большой бедой. Последней автобиографической книге предпослал грустное название — «Сумерки».
Где-то в воспоминаниях людей, его знавших, проскочило: к концу жизни Александр Николаевич стал буддистом.
Нет, не стал. Но по всему видно: опору в новой действительности искал. И, кажется, не нашел.
Ушел осенью, 18 октября 2005 года. Как раз в ту пору, когда надвигались долгие зимние сумерки.
Глава 9. «Агент влияния». Явки и пароли
9 октября 1992 года. Москва. Заседание Конституционного суда «по делу КПСС». Яковлев приглашен в качестве свидетеля. Но допрашивают его с пристрастием, как недавнего члена Политбюро, одного из главных руководителей партии и ее явного «могильщика».
Известный правовед, доктор юридических наук Михаил Рудинский предваряет свой вопрос свидетелю пространной преамбулой, суть которой сводится к тому, что в истории человечества, наверное, еще не было случая, когда идеологический лидер такой гигантской партии, как КПСС, вдруг заявлял, что не исповедует ее убеждения. Звучит хлестко. Но это явное передергивание всего, что Яковлев прежде говорил в суде, а говорил он — и довольно подробно — о том, как трудно шел к прозрению, как мучительно менялось его отношение к коммунистической партии, отчего он в конце концов порвал с ней.