В Канаде у него окрепла нелюбовь к той части комитетчиков, которые занимались не разведкой, а следили за своими. Слушали телефоны, контролировали почту[401].
И другие мои собеседники из числа лиц, приближенных к Александру Николаевичу, тоже подтверждали: «Не любил „контору“. Жестко критиковал Андропова».
Да, насчет Андропова — чистая правда. Еще когда многие, даже вполне интеллигентные и неглупые люди хранили какие-то иллюзии в отношении Юрия Владимировича, Яковлев клеймил его как хитрого и коварного человека, законченного ортодокса, беспощадно искоренявшего всякое инакомыслие.
Характерно в этом отношении его письмо историку Рою Медведеву, который послал Яковлеву свою рукопись книги об Андропове:
Дорогой Рой Александрович!
Полагаю, что взаимное доверие позволяет мне откровенно выразить свои сугубо субъективные заметки по поводу Вашей рукописи.
1. Не берусь судить о достоверности фактологии. Но складывается впечатление, что в этом отношении рукопись бедна фактами и сильно зависит в этом отношении от написанных ранее работ.
Хотелось бы больше анализа времени, а главное — авторских оценок. Резкий контраст между впечатлением, которое рукопись оставляет в процессе чтения, и концовкой, где автор как бы спохватывается и обдает своего героя, а с ним и читателя, холодным душем. Но даже и тут суммарные оценки высказываются чужой цитатой, с которой автор вроде бы боится и соглашаться, но и спорить.
2. На мой взгляд (возможно, я не прав), работа недостаточно критична в отношении самого Андропова. Возможно, он был действительно идеален — но надо бы читателю это как-то показать и доказать на материале, на фактах. Всего этого нет, подозреваю, еще и потому, что любой анализ и любая рациональная оценка — самые проандроповские — неизбежно «взрывали» бы изнутри общепринятую легенду.
Для кого Андропов выглядит столь привлекательным? Для меня лично как для автора? — Пожалуйста, но надо тогда признать свою предрасположенность к человеку. Для страны, для партии, для каких-то определенных сил? — Здесь уже нужна аргументация. Любая, какая угодно, по усмотрению автора, но аргументация.
3. Автор находится под впечатлением той легенды об Андропове, которая получила широкое хождение в обществе.
Вспоминается сделанный фильм об Андропове вскоре после его смерти. Главное «действующее лицо» там — капот ЗИЛа, полфильма катающегося от Кремля до Дзержинки и обратно. Прекрасный зрительный образ при полном отсутствии материала даже для самой краткой биографии. И тем самым благодатное поле для мифотворчества.
Легенда гласит: новый руководитель, интеллигент и умница, требовательный и внешне сдержанный, жесткий, но притом и демократичный, даже по-своему обаятельный человек и руководитель, вырвал бы нашу страну из застоя, если бы только успел осуществить задуманное. Но не успел: поздно пришел к власти и с разрушенным здоровьем. В целом Вы разделяете этот взгляд.
О личных качествах Андропова судить не берусь. Но не стоит ли задуматься: личные качества на каком фоне? Ведь столь бездарного во всех отношениях человеческого материала, как наше руководство рубежа 70-х и 80-х годов, — еще поискать бы надо. На этом фоне нетрудно выделиться в лучшую сторону. А если точка отсчета какая-то иная? То какая? Но гораздо существеннее иное. Где, собственно, доказательства, что Андропов хотел бы провести какие бы то ни было реформы в стране? И какие именно? Не принимаем ли мы здесь желаемое за действительное?
4. Откуда взялась эта легенда об Андропове, и что она, собственно, отражает, чем питается? Размышления на этот счет могли бы составить одну из самых интересных глав рукописи.
Истоки легенды, несомненно, — в той талантливой консультативной группе, что была создана Андроповым и поддерживалась им на протяжении длительного времени. Но зачем она была создана, какие функции объективно выполняла не только в аппарате ЦК КПСС, но и по отношению к обществу, особенно к интеллигенции, — обо всем этом автор не говорит.
Другой исток легенды — общественные ожидания перемен. И с точки зрения личности у руля, и в плане наведения элементарного порядка и ответственности, и в более широкой перспективе поворота общества с пути скатывания под уклон, по которому оно целеустремленно и для всех думающих людей очевидно шло с конца 60-х годов. При этом общество понимало, что реальный выбор может быть только из круга Политбюро, и искало здесь новые лица по принципу «наименьшего зла». Но все же новый руководитель неправомерно наделялся в глазах общественного мнения обилием всяких позитивных качеств и намерений только на том основании, что он — новый. Порассуждать бы здесь об иррационализме нашего общественного сознания…