Именно тогда, на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого века, обострилась подспудная борьба между «патриархальщиками» и «западниками», сталинистами и сторонниками развенчания культа личности. Трибуной первых были журналы «Молодая гвардия» и «Октябрь», газета «Советская Россия», журнал «Огонек», вторые опирались на «Новый мир» Александра Твардовского, находили понимание в «Комсомольской правде», которой тогда руководил Б. Д. Панкин. Естественно, и те, и другие искали поддержки у власть имущих, то есть в ЦК и Комитете госбезопасности. Главные партийные вожди, конечно же, как и было им положено, своих симпатий и антипатий не высказывали (тертые были калачи, битые ребята), но в аппарате у каждой противоборствующей силы имелись свои тайные сторонники и противники.
Панкин вспоминает эпизод с публикацией в «Комсомолке» памфлета Михаила Синельникова, посвященного одиозным книгам Ивана Шевцова «Во имя отца и сына» и «Любовь и ненависть» — они содержали прямую попытку обелить Сталина и его наследников, заклеймить «вольнодумцев». Эта статья — я хорошо помню, поскольку уже работал тогда в «Комсомольской правде», — наделала много шума. Однако спустя некоторое время на нее откликнулась «Советская Россия», отхлеставшая молодежную газету как отступницу от «ленинского курса» и призвавшая «не очернять славное прошлое».
Поскольку «Совраска» была газетой ЦК КПСС, то многие восприняли ту публикацию как директивную, как мнение партийных верхов. «На меня стали посматривать, как на живого покойника», — вспоминал Панкин[76].
Но редактор «КП» умел держать удар и к тому времени уже освоился в цековских коридорах. Он явился к референту генерального секретаря Самотейкину, тот позвонил помощнику Брежнева по международным делам Александрову-Агентову, следующим в этой цепочке стал очень близкий к Леониду Ильичу человек, другой его помощник Цуканов. Сообща посоветовали Панкину подготовить на имя Брежнева записку с изложением всего случившегося, пообещали непременно довести ее до Леонида Ильича.
Борис Дмитриевич Панкин, редактор «Комсомольской правды», а впоследствии дипломат, министр иностранных дел СССР. [РИА Новости]
Редактор так и сделал, а в ожидании реакции достучался еще и до Яковлева, исполнявшего обязанности заведующего Агитпропом. Тот открыл Панкину завесу над теми закулисными схватками, которые предшествовали публикации статьи в «Советской России». Оказывается, обнаружив упоминание о ней в плане очередного номера (а эти планы все «номенклатурные» издания должны были в обязательном порядке посылать в ЦК), Александр Николаевич позвонил главному редактору, отставному генералу Московскому (да-да, тому самому, который сочинил донос на Егора Яковлева), и мягко порекомендовал ему снять статью из номера: «Она сейчас не ко времени».
Подобные рекомендации, раздававшиеся со Старой площади, были обязательны к исполнению, но Московский на сей раз проявил удивительную принципиальность. Стал объяснять: «Статью печатаем по поручению Дмитрия Степановича, который звонил твоему заместителю Дмитрюку и велел ему „вдарить“».
Понятно, кто был этим «Дмитрием Степановичем». Первый зам предсовмина СССР, член Политбюро Д. С. Полянский. А «твой Дмитрюк» — еще один зам. зав. Отделом пропаганды, подчиненный Яковлева.
Александр Николаевич вызвал к себе этого замзава и потребовал объяснений. Тот подтвердил: было поручение члена Политбюро, и потому следовало его выполнять. Тогда Яковлев якобы «с металлом в голосе» напомнил своему подчиненному, что «поручениями прессе можно называть лишь то, что идет от коллективного органа, то есть от Политбюро или Секретариата ЦК КПСС, а не от отдельных лиц, и передают их в установленном порядке».
Дмитрий Cтепанович Полянский, член Политбюро ЦК КПСС. [ТАСС]
Когда на следующее утро статья все-таки появилась на страницах «Советской России», Яковлев счел ее выпадом не только против «КП», но и против него самого. Он тоже, как и Панкин, написал свою бумагу «наверх», квалифицировав в ней действия Московского как нарушение партийной дисциплины.
Спустя несколько дней Самотейкин передал главному редактору «Комсомолки» слова генерального секретаря: «Пусть Панкин не нервничает, никто его не тронет. Московский должен соблюдать принятый порядок. А Полянскому скажи, чтобы занимался своим делом, то есть сельским хозяйством».
76