Бесчестная война каждый день уносила десятки жизней, обрекала на бегство тысячи мирных граждан. Он не мог спокойно смотреть на бойню, которую страны НАТО устроили в Югославии. Его приводила в отчаяние и безучастная политика России. Как русский писатель, он не мог молчать. 20 апреля 1999 года он опубликовал проникнутое болью и горечью воззвание «Русские, восстаньте!». «Убивают страну, а Россия спокойно на это смотрит! — негодовал он. — Есть же у русских возможность брать в руки оружие, есть возможность стрелять. Даже быть убитым — это и то уже форма протеста. Неужели непонятно: всё это запланировано, сейчас идёт проба сил, а со временем коснётся и нас. Россию сотрут с лица земли, русских истребят. Так нет же: все в России живут так, будто ничего не происходит! Но есть же в стране правительство, вооружённые силы, генералы. Если бы Россия проявила себя более серьёзно, пошла хоть на какие-то жертвы, эти западные вояки наложили бы в штаны от страха. А в России все ждут подачки от МВФ: ах, как бы их чем не разгневать, как бы не сказать поперёк. Мне сегодня очень больно от того, что мы, русские, капитулировали перед мировым противником, предав то, что выстрадали ценой невиданных жертв, предали самих себя, своих предков и своих потомков. Предали, бросив их на растерзание общим врагам. И уж совсем невыносимо больно от мысли, что такая же участь ждёт нас самих. Русский народ, восстань же, в конце концов, против нашего общего смертельного врага!»[769]
Как мог он стремился донести свою позицию и до западной аудитории. Он не уставал повторять при каждой возможности, что война на Балканах — это война против самой Европы. Лишь единичные его интервью доходили до печати. Никто не хотел расстраивать себя правдой. Под натиском всемогущей пропаганды свобода слова, бывшая столько лет незыблемой ценностью европейской культуры, уступала свои позиции, извращалась, становилась фантомом.
О надвигающейся деградации европейского мира он говорил на конгрессе швейцарского ПЕН-центра «Писатели и свобода самовыражения», прошедшем 7–8 мая в Лугано. Его доклад «Проблема свободы самовыражения» был воспринят с напряжённым вниманием и горячо обсуждался. В нём он обратил внимание коллег на то, что уход с исторической сцены коммунизма и СССР ознаменовал не только наступление посткоммунистической эпохи, но и постдемократической также, так как все достижения западной демократии, которые использовались организаторами холодной войны в качестве эффективного оружия против коммунистического строя, оказались больше им не нужны. Наступает эпоха нового «демократического тоталитаризма», когда самобытность и самостоятельность народов только препятствуют процессу глобализации и потому подвергаются насильственной унификации. «Свобода творческого самовыражения как отдельных личностей, так и целых народов стала втискиваться в рамки ограничений, облекаемых в иллюзорную форму либеральной демократии. В страны Западной Европы тоталитарная демократия приходит на смену демократии либеральной в виде насильственной американизации и глобализации. За стремление западного мира к господству над всем человечеством западным людям приходится так или иначе расплачиваться путём установления у себя дома новой формы тоталитаризма. Либеральная (гражданская) демократия теряет смысл и становится неуместной в новом мировом порядке»[770].
Он покидал Европу без сожалений. «Я Запад никогда не принимал, и Запад не стал моим миром, — говорил он интервьюеру „Белорусской деловой газеты“. — Он был для меня чужим, чужим и остаётся. В своё время Россия не приняла меня, а я не принял Запад. Я возвращаюсь, потому что больше здесь находиться не могу. Запад есть враг России, враг моего народа. И поэтому моё место — на родине»[771].
770
771
«Александр Зиновьев: возвращение на зияющие высоты». Интервью с В. Крупским // Белорусская деловая газета. 1999. 18 июня.