Одним из показателей этого является такой фактор, как элементарный подсчёт действий людей на уровне системы власти, которым (действиям) можно хоть в какой-то мере доверять. Я думаю, что процент таких действий не превышает единицы. И это — в человеческом объединении двадцать первого века человечества! Само понятие доверия потеряло всякий разумный смысл.
Когда иногда приходится слышать о каком-то надёжном деловом партнёрстве, то на самом деле имеет место нечто качественно иное, лишь внешне похожее на деловое партнёрство. Это — явления в сфере иного бытия. Например, вся российская энергетика, ставшая фактически одной из опор российского бытия вообще, есть явление изобретённое, можно сказать, как „соломинка“, за которую хватаются интеллектуально беспомощные „реформаторы“. Даже в этих их действиях ощущается скрытая неуверенность, которая может легко перейти в панику.
Россия как могучая энергетическая держава — это идеологический миф российской бесперспективности. Само сужение экономического прогресса до „трубы“ есть показатель исторической обречённости.
Одно из характерных явлений нынешней российской жизни — миллионы людей делают вид, как будто вообще ничего особенного не произошло, будто русские живут некоей нормальной и даже привычной жизнью, состоящей из фильмов, песен, спектаклей-шоу, премий и наград, созданных по аналогам голливудской жизни. Пир во время чумы, одним словом.
Раскапывают и раздувают некие якобы яркие народные обычаи, что потом навязывается околпаченному обывателю в виде назойливой российской рекламы. Без конца показывают советские фильмы, заполоняя тоскующее и ностальгирующее сознание тех, кто уже не в силах что-либо изменить в ставшей им чужой реальности. А того, советского, мира уже нет, да и в советские годы в этих фильмах не всегда правдиво отражалась та же советская реальность. Двойной садизм тех, кто определяет, что показывать и как показывать идеологизированную советскую реальность сегодняшнему беспомощному зрителю, убивает изуверским сознанием палачей, знающих наверняка, что страдания жертвы (обездоленного и обворованного населения России) усиливаются ещё и тем, что видимое на экране уже не воротишь…
Если Россия обретает некое кажущееся единство, из этого не следует, будто появились силы, сплачивающие её в целое. Таких сил просто-напросто нет. Действуют силы иного рода: не объединяющие, а лишь вынуждающие людей, как жителей Кале, на какую-то совместность.
Что на самом деле произошло с той территорией, которую ранее занимала европейская часть Советского Союза? Фактически она была разгромлена до основания. А что осталось? „Трубы“ и обломки былой Советской Империи. И всё, что связано с этим прошлым величием, истребляется и по сей день. То, что существует ещё как-то, — обломки, остатки, на которых, как на пожарище, живут, приспосабливаются к новым, постпожарищным условиям уцелевшие погорельцы.
Но совместно жить — ещё не значит жить неким единым целым народом, организованным на великие свершения в будущем. Такого народа уже больше не существует. Живые, устроившиеся и использующие для себя остатки разворованной Великой истории великой страны, жизнь изображают так, как будто русские ещё никогда так хорошо не жили, как сейчас. Они ловко отворачиваются от всё возрастающих проблем экономики, культуры, демографии: на карте России исчезли десятки тысяч деревень — вместе с населением! — здоровье и трудоспособность нации проигрывается на тысячах „зелёных“ полей казино? Неродившиеся дети ещё в утробе матери продаются на „запчасти“ или для нужд косметики. Стабилизационный фонд, заблаговременно переведённый в Америку, жиреет и пухнет, а русские люди роются в помойках…
Что происходит с Россией — страшно, но ещё страшнее то, что происходит с человеком: он разрушен, его почти не существует. Ещё появляются на свет отдельные индивидуумы, но человек как некое целостное образование, как явление, оказывающее влияние на ход исторического процесса, более не существует. Надо начинать с нуля. Начинать с нулевого уровня — с создания нового человека. Человека цивилизованного, человека идеалистического, человека утопического, человека наивного, человека непрактичного, неэгоистичного, нерасчётливого. В моё время такие люди встречались. О таком человеке мечтали и писали Руссо и Локк, Гоббс и Декарт. Не может быть, чтобы такой человек испарился бесследно!