А вот предположить, что не долог тот час, когда ей с детьми придётся покинуть и дом, и саму деревню, вряд ли могла. Были, конечно, тревожные признаки, когда в разгар борьбы с кулаками загоношилась местная беднота — соседские Ефимовы пришли «раскулачивать», мол, дети у Зиновьевых спят «на белых тряпках» (у самих-то и кроватей не было, на полу, на рогоже ночевали). Спасибо, председатель исполкома райсовета вступился — многие годы знал Аполлинарию Васильевну, видел, чьим и каким трудом держалось её хозяйство, утихомирил. Но в 1940-м вышло распоряжение об укрупнении деревень. И как ни просила, а пришлось собрать самое необходимое и перебраться за четыре километра в Княжево, в пустующий дом, тесный, низкий, с земляными полами. Никогда его за свой не считала. Раз в неделю ходила с Алексеем в Пахтино проведывать прежний. Придут, молча посидят за столом, пыль какую смахнут и вроде как легче. С началом войны пригнали в Пахтино немцев с Поволжья, но они недолго задержались, отправили их дальше на север. Потом поселили крымских татар. Тоже ненадолго, но после них дом совсем потерял былой вид, стал чужим. Больше уж его не навещала — некого.
Судя по тому, что не видно сейчас здесь ни развалин, ни сгнивших остатков, в послевоенное время разобрали Пахтино на стройматериалы. А может, свезли куда целиком добротный Зиновьевский дом, и где-нибудь он ещё стоит, кому-то служит, кого-то согревает. Впрочем, где, кому? Мы же только что ехали мимо одних названий.
Июльское солнце смиряет свой жар. Возвращаемся со Стасом к нашей компании. Стол, сколоченный из досок в одну из прошлых поездок, накрыт немудрёной закуской. Водка разлита в пластиковые стаканы. «Помянем!»
Такой запомнил свою малую родину Зиновьев. Ту, послевоенную.
Кстати, об упомянутой в этой элегии церкви. Мы до неё добрались на обратном пути.
Наш грохочущий транспорт, проломив подлесок и кусты, замер в лесной чаще. Алексей Викторович только ему видимым путём ведёт нас куда-то вглубь. Неожиданно натыкаемся на могильный крест. Один, другой. Под ногами попадается каменное надгробие. Конец девятнадцатого или начало двадцатого века. Надпись плохо читается, вся поросла мхом, местами осыпалась. Где-то рядом должен быть храм. Не сразу видим облупившиеся, раскуроченные стены. Но только заметили, как он сразу вырастает перед нами. Мощный, даже в руинах торжественный и властный. «Поникшего креста» уже нет. Высокая колокольня, приделы разобраны на кирпич. Со всех сторон храм обступили деревья. В разрушенных частях и вовсе — проросли сквозь него.
Входим внутрь. Стены богато расписаны фресками, узорным орнаментом. Увы, борцы с религией приложили свою безбожную руку. Не очень усердно, но всё же достаточно разрушительно. Да и погода поработала в открытом настежь доме. Всё изъедено густой рябью, белыми оспинами. Отдельные сюжеты тем не менее различимы. Собор архангелов на сводах. Спас в Силах над входом. А это — Богородица предстоит на коленях перед Богом-Отцом? Не разобрать. Лучше всего сохранился фрагмент стены, озаглавленный «Иисус Христос благословляет Детей». Христос в окружении апостолов. Подле Него ангелы. Отрок, скрестив ручки, доверчиво оперся на Его колено. Круглое миловидное личико с большими синими глазами, пытливо, не по-детски глядящими на нас. Знакомые черты, знакомый взгляд.
4