Окованная железом рука неторопливо поднялась и указала на торчащий в дереве штырь. Не сводя глаз с самострела, Алекша боком приблизился, несильно дёрнул. Штырь сидит в осине мёртво, даже не сдвинулся. Дёрнул сильнее, ещё, наконец упёрся ногами и потянул изо всех сил. Штырь недовольно скрипнул. Алекша ещё раз потянул и железный прут оказался у него в руках.
— Добро! — неожиданно басом прогудело над ухом.
Алекша обернулся — на вытянутую руку от него стоит тот дружинник с самострелом.
— Добро, — произнёс ещё раз, — за то, что дорогую стрелу достал. За это жив останешься… Но и только! — зловеще добавил.
Руки стягивает волосяная верёвка, хлыст обвивает шею и сильная рука тащит пленника к возам. Дружинники сбились в кучу, живо обсуждают подробности сражения с разбойниками, хвастаются трофеями. Один заметил Алекшу, крикнул:
— Кремень, почто полоненка взял? Князь не велел!
— Да пацанёнок, с нами не дрался, чего там! А мне батрак нужен, за свиньями глядеть, — лениво ответил дружинник. Дёрнул за верёвку, недовольно буркнул: — Шибче копытами шевели!
Красное усталое солнце наполовину тонет в земле, Алекша сидит на холодном полу сарая. Рядом ещё несколько холопов устраивают на ночь. Когда вели в сарай, успел рассмотреть обширный двор, добротный дом в два этажа и сараи со скотом. Дружинник по имени Кремень богат. Спать на холодной земле не хотелось. Алекша огляделся, но всю солому подгребли под себя холопы. Их здесь трое. Один издевательски заметил:
— Тебе подстилка не нужна. Ты в лесу и так привык спать, как зверь. Соломка нам нужна, людям. И глазищами не зыркай, а то вышибу!
И смачно харкнул ему на остатки рубахи. Кровь вскипела в жилах, огненной волной ударила в голову. Алекша ухватил за грудки, со всей силы швырнул. Холоп пролетел через весь сарай и с маху врезался в бревенчатую стену. Дерево негодующе хрустнуло, пыль с трухой посыпалась с потолка. Холопа отбросило обратно, он упал на спину. Широко раскинутые руки дрогнули несколько раз, больше холоп не шевелился. Сатанея от обиды, Алекша поворачивается к остальным …
Выйдя рано утром на крыльцо, княжеский дружинник Кремень увидел странную картину — дверь сарая, в котором ночевали холопы и пленник, широко распахнута. Поддерживая друг друга, выходят двое, в рваных рубахах, с синяками на всё лицо. Третий чего-то замешкался в дверях. Раздаётся глухой хлопок, словно поленом стукнули по подушке. Третий холоп, нелепо размахивая руками, как гусь на взлёте, помчался по двору. Споткнулся о корыто для свиней и с размаха шмякнулся в лужу, до полусмерти напугав хряка, мирно почивающего в самой серёдке. Кабан истошно заверещал, бросился бежать, дворовая девка с воплем шарахнулась в курятник, оттуда донеслось паническое кудахтанье, полетели куры, перья, что-то упало, загремело. Шум, вопли …
— Это чего! — грозно заревел Кремень, — это что такое, мать вашу! Сбесились сранья? Я вам покажу, где раки с перьями зимуют!
Крики как ножом обрезало, только куры ещё долго всполошено кудахтали и обиженно взвизгивал хряк, жалуясь свиноматкам на людское свинство. Несмотря на дородность, Кремень легко сбегает с крыльца и направляется к сараю. Там уже собралась вся дворня. Два здоровенных холопа выволокли сопротивляющегося Алекшу. Остатки рубахи разорвались, клочья застряли в толстых пальцах. Сумел вывернуться, подставил ногу, локтем двинул в ухо и один холоп летит на землю. Второй широко размахивается, намереваясь дать в лоб. Алекша складывает пальцы в щепоть, коротко тычет в живот. Холоп придушенно охает, тощий зад с деревянным стуком врезается в утоптанную землю. В собравшейся толпе сверкнули вилы, кто-то замахивается топором.
— Не сметь! — рявкнул Кремень, — опустить оружие! Всё прочь, за работу!
Недовольно бурча, холопы разбредаются. Кремень молча разглядывает стоящего перёд ним пленника. Алекша остался в одних холщовых портках, по пояс голый. Кремень с видом знатока рассматривает телосложение. Он знал, какие мышцы толстеют от упражнений с мечом, секирой и булавой, какие от метания копья. Пленник выглядел очень хорошо, как боец.
— Ладно, — буркнул Кремень, — к свиньям не пойдёшь. К другому приставлю.
По взмаху руки приблизились два гридня.