Холодный воздух маленькими морозными коготками радостно вцепился в распаренное тело, стал грызть, кусать, вроде как стая маленьких игривых щенков решила поиграть с человеком. Алекша расправил плечи, вытянул руки в стороны, медленно поднял вверх. Дубовые шайки изо всех сил потянули вниз, мышцы вздулись буграми по всему телу. Алекша напряг мускулы и тяжёлые шайки словно подбросило в светлеющее нёбо. Алекша потянулся, по-волчьи подвывая … кто-то вдруг громко охнул. Медленно опустил руки, обернулся — налево, в открытом окне боярская дочь. Васильковые глаза смотрят, не мигая, ротик полуоткрылся и сама боярышня неподвижностью стала похожа на восковую фигуру. Из-за голого плеча по-скоморошечьи выглядывает круглое лицо девки прислужницы — рот до ушей, подмигивает сразу обоими глазами, пальцами показывает такое, что Алекша сразу ощутил утреннюю свежесть.Тут боярышня опомнилась, со всей силы сунула локтем девку в пузо, захлопнула окошко.
Кто что видел и как доложил, неизвестно, только в полдень между Кремнём и его женой состоялся разговор. Боярин только присел на резную лавку в горнице, как туда ворвалась жена. Боярыня, сама будучи древнего рода, важностью и дородностью не обладала, была малорослой, но подвижной и скорой в делах и мыслях. Великанского росту Кремень влюбился в крошечную красавицу сразу, любил до сих пор и потому всегда слушался беспрекословно. Но годы берут своё. И сейчас, едва распахнулась дверь и боярского слуха достиг скорый перестук каблучков, Кремень поморщился. По топоту благоверной определил, что настроение у неё очень плохое. Вслед за дробью сапожек боярыни слышатся странные шлёпки, словно боярыня гуся на поводке ведёт. Кремень скосил глаза — его маленькая жена тащит за собой зарёванную дворовую девку, прислужницу дочки.
— Вот! — тонким голоском выкрикнула боярыня, — слушай! Говори, чума … — и больно ущипнула служанку.
Дебелая девка щипка даже не заметила. Утёрлась подолом сарафана, вдохнула полную грудь воздуха и забубнила. Уже через минуту Кремню показалось, что по горнице летает огромный, непрерывно жужжащий шмель. Глаза стали закрываться, отяжелевшая голова склонилась на грудь. Из полудрёмы вывел визгливый крик:
— Да что ты за отец такой! Тебе на всё наплевать, даже на собственную дочь!
Кремень вздрогнул.
— Да не сплю я, не сплю … гм … задумался.
— Пошла прочь, дура! — боярыня звонко хлопнула маленькой ладошкой по толстой харе девки. Служанка торопливо развернулась, шлёпающие шаги стихли за дверью.
— Ну что?
— Так ни чего ж не было! — удивился Кремень, — зачем шумела?
Тоненький голосок боярыни сорвался на писк:
— Ни-и-и было!!! А голым из бани выходить — это что? Это как!?
— Да не голым, в портках он был, — отмахнулся Кремень, — и в баню пошёл спозаранку. Ты лучше узнай, чего наша дура с самого сранья у окошка торчит.
— Я узнаю, я всё узнаю! Твоя дочь влюбилась в злыдня и лиходея — с тебя как с гуся вода! — затопала маленькими ножками боярыня.
Кремень недовольно завозился на лавке.
— Да не лиходей он. Ну, был в шайке разбойничьей, да. Но ведь никто ж не видал, разбойничал или нет. И в полон он сдался, не противился, иначе жив бы не был. Ведёт себя тихо, не балует, исполняет всё, что ни скажу. А по нашей правде такой человек разбойником не считается и казнить его не за что.
Боярыня, севшая было рядом на лавку, вскочила. Карие глаза пожелтели, засверкали. Застрекотала, как сердитая белка.
— Как же тихо, когда двое соседских девок с животами ходят, да и наши, смотрю, тоже что-то толстеть начали!
— Неужто он всех? Да ну…— усомнился Кремень, — а если и так, то что? Они ж сами, дуры, лезут. И вообще, — махнул рукой, — это дело такое, независимое. У него жёны-то нет, вот и … А у меня есть, вот и …
Боярыня покраснела, отвернулась.
— Успокойся, золотко моё, — погладил Кремень громадной ладонью маленькую голову жёны, — скоро князь посольство посылает к ромеям. Я тоже поеду. Заберу с собой и всё дела.
Но с посольством не получилось, чего-то там не сошлось. Что бы окончательно не ссориться с женой, Кремень решил избавиться от Алекши по-другому. С началом лёта многие купцы уходили к ромеям за товаром, с расчётом, что к осени вернуться. Путешествие вниз по Днепру, затем вдоль побережья Чёрного моря очень опасно и потому всём отбывающим караванам требовалась многочисленная охрана. Ратные люди, оставшиеся не у дел, охотно соглашались на службу у торговцев. Вот к такому и пристроил Алекшу Кремень. Звали купца Колун. На торгового человека он был похож меньше всего — длинный, жилистый, лицо продолговатое, резко сужающееся к острому подбородку. Несмотря на тёплый день, одет в кожаную куртку, под которой видно кольчугу. Сам в прошлом не то солдат, не то разбойник, Колун разбирался в военном деле и потому придирчиво рассматривал парня. Он не стал ничего говорить Алекше, только мотнул головой — давай, мол, на корабль. Отошёл в сторонку, поманил Кремня.