— Господин Карно стал жертвой своего долга. Сегодня покушения совершаются не только на жизнь государей, но и на мужественных руководителей, которым приходится управлять еще более безответственными детьми, чем мои — своим народом. Ну, а пока рассаживайтесь за столом и будем думать только о жизни!
* * *
На самом деле, в этот памятный день, когда в королевской семье Англии отмечался день рождения наследника, а вместе с ним императорская помолвка, и все торжество было омрачено диким убийством президента Французской Республики, всем хотелось жить, и не думать о смерти.
А тем временем Александр III медленно умирал. Цесаревича срочно вызвали в Россию. Государь с трудом приходил в себя после тяжелой простуды. Но в его окружении к недомоганиям царя все относились довольно беспечно. Александр III, этот могучий, крепко сбитый мужчина, довольно еще нестарый, живой и властный, порождал у многих обманчивые иллюзии. Но болезни его преследовали и с каждым днем грозили ему новыми осложнениями. Царь, которому из-за его богатырского телосложения, предрекали долгую жизнь, стал заметно сдавать всего за несколько дней. Это не могло не беспокоить его окружение, да и всю его обширную империю. Но за этой тревогой скрывалась и еще одна. Был ли в достаточной степени цесаревич готов к царствованию, ведь такая возможность постоянно откладывалась на далекое будущее. Александр III, куда более деспотичный правитель по сравнению с Николаем I и Александром II, постоянно удерживал на большой дистанции от власти наследника, великого князя. Как же в таких условиях будущему императору готовить себя к столь громадной ответственности, которая выпадала на его плечи? Царь проявлял в этом плане свою беспечность, считая, что до смерти ему еще далеко, и даже не назначил никого для принятия важных решений в случае, если вдруг обнаружится вакантность трона… Когда Николай вернулся домой, то ему сообщили, от чего страдает его отец: от избытка белка в моче и сердечной недостаточности. Ноги у него сильно отекали, и он был вынужден отказаться от обуви. Он настолько ослаб, что иногда засыпал, сидя за столом. После официальной поездки в Польшу и отдыха в Спале, в своем охотничьем домике, состояние его здоровья ухудшилось, и медики посоветовали ему сменить климат, на более теплый и сухой. Тогда было решение, что Александр III уедет в Крым вместе с императрицей, и они на самом деле 6 октября 1894 года приехали в Ливадию. Мария Федоровна, обеспокоенная столь быстрым угасанием супруга выписала из-за границы известного специалиста-кардиолога. Он, осмотрев царя, только печально покачал головой.
Нужно было его окончательно освободить от всякой работы, изменить постоянный, привычный образ жизни, и тогда было решено, что больного отправят для лечения на остров Корфу. Там климат, конечно, лучше, чем в Крыму.
Министр императорского двора граф Бенкендорф, прибыв на греческий остров, выразил свое опасение в связи с тем, что больному императору сюда, на остров, скорее всего не добраться.
Этот высокопоставленный вельможа рассуждал вполне здраво. 16 октября было решено, что император никуда из Ливадии не поедет. Великий князь, наследник престола, собирался в Дармштадт к своей невесте, которая жила во дворце одна, ухаживала за больным отцом. Полный тревожных предчувствий, Николай попросил Аликс приехать в Ливадию как можно скорее.
В эти тяжелые, скорбные дни великий князь Владимир Александрович, дядя цесаревича, начал обучать молодого наследника основополагающим принципам его будущего правления.
Медики в один голос заявляли, что царя уже не спасти, и так как никакой надежды больше нет, то нужно заниматься сейчас самым главным, — осуществить переход царской власти от отца к сыну.
Каждый день в Ливадию со всех сторон приезжали члены императорской семьи. Каждые сутки окружение царя замечало, что ему становилось все хуже и хуже.
«Кто же будет новым монархом?» — повсюду слышался такой вопрос. Чтобы управлять такой большой страной, как Россия, нужно обладать большим умом, твердой волей, нужно уметь обращаться с высшей властью. У Александра III было полно энергии, это правда, но сын его был человеком робким и боязливым. В свои двадцать шесть, он ничего толком не знал о жизни и всегда находился в тени отца. Довольно оптимистические слухи проникали в народную среду. Многие говорили, что будущая императрица способна оказывать благоприятное влияние на своего молодого мужа, потому что она обладает необходимым мужеством, прямодушием и поможет своими советами ему уберечься от придворных интриг, которые уже начинали завязываться вокруг цесаревича… Аликс очень быстро прибыла из Дармштадта, взволнованная срочным вызовом в Крым своего жениха, но теперь, на месте, она задавала себе кучу ужасных вопросов. Как же ей утвердиться в такой громадной стране, которую она так плохо знала? Каким образом ей добиться доверия со стороны будущей своей свекрови, которая всегда проявляла к ней свою глухую враждебность?
Она хотела во всем теперь действовать, лишь полагаясь на свою любовь к жениху, и с энергией, унаследованной от своей матери…В Берлине ее поезд совершил остановку, на вокзал встречать ее приехал кайзер и целый час там беседовал с ней.
— Дорогая моя кузина, — говорил он ей, — являясь главой протестантской церкви я не могу одобрить твоего перехода в православие. Теперь, когда тебе предстоит взойти на русской трон, подумай о том, что полезного ты сможешь сделать для Германии.
Нужно сказать, что Аликс ничего не отвечала, ничего не обещала, и ее ледяное молчание, прерывавшееся короткими, ничего не значащими фразами, только сильнее раздражало Вильгельма II.
Так они и расстались в чопорной, не отличающейся сердечностью, натянутой обстановке. Аликс продолжала второй этап своего путешествия только в сопровождении одной единственной фрейлины. На русской границе ее встречала сестра, великая княгиня Елизавета, которая, проявив любезность, прибыла на встречу с ней во главе отряда почетной гвардии и нескольких высших чиновников, преподнесших ей букеты цветов и адресовавших ей несколько льстивых слов.
В Ливадии, на крыльце дворца, ей был оказан торжественный прием. Вся царская семья в полном составе, национальная гвардия оказывала ей почести, развивались военные знамена, гремела музыка.
Чинопочитание этих тщеславцев, способных причинить обиду даже самому лучшему из людей, исполняющих свою сокровенную миссию, заставляло робеть молодую путешественницу, и в результате она вдруг почувствовала себя такой одинокой в чужой стране, где никто, ни один человек не смог бы разделить с ней дорогие ей воспоминания о ее детстве. Ее будущий муж, выражая свою сыновью скорбь по отцу, отягощенный своим новым высоким положением, испытывая тревожную неуверенность из-за блеска своей будущей короны у него на голове, не смог в этот важный момент окружить ее должной заботой, создать вокруг нее такую обстановку, которую требовало ее одиночество.
Через пять дней после своего приезда она записала в дневнике цесаревича такие многозначительные слова:
«Дорогое дитя мое, молитесь Богу, чтобы Он укрепил Вас. Не позволяйте ломать себя. Ваше Солнышко молится за Вас и за дорогого всем нам больного. Я Вас так нежно люблю, дорогой мой! Будьте более энергичны, не отходите от доктора Лейдена, пусть он всегда первым обо всем информирует Вас. Не забывайте об этом: очень скоро Вы будете Первым, ведь Вы — сын царя. Не допускайте, чтобы хоть на мгновение вокруг вас забывали, кто Вы такой, что Вы стоите на пороге царствования, Любовь моя, простите меня за то, что я говорю Вам все это, но я делаю это только потому, что люблю Вас».
В четверг, 20 октября, Александр III умер.
Через час после его смерти Николай запишет в своем дневнике: «Голова кружится. Господь призвал к Себе нашего горячо любимого папу. Помоги же нам, Господи, в эти ужасные дни. Вечером, в половине десятого, все мы молились в той комнате, в которой он испустил последний дух. Я чувствую себя так, словно я тоже умер».