Да и в повседневной жизни он всегда одевался очень и очень скромно.
Царица вполне разделяла такую его манеру. Все чаще супружеская чета, не забывая, однако, что она — чета императорская, старалась избегать показного к себе раболепия, помпы, церемонного отношения к их высокому положению.
К тому же Александра с тех пор, как ей стало известно об истинном состоянии своего сына, постоянно искала какой бы то ни было предлог, чтобы избежать нескромных вопросов своего окружения, и все более углублялась в долгие молитвы и обряд покаяния. Она очень мало знала о гуманитарных науках и была не в силах помочь избавить цесаревича от его болезни. Только дух святых, слова визионеров, проявления любящих душ, предшествующие появлению ангелов-хранителей, способны вызывать у нее доверие и настроить на медитации.
В то же время твердость ее характера не позволяла ей подчиняться реальности. Нужно испытывать Бога. Нет, он не может ее покинуть! Ведь то, что она просит у Него, не столь трудновыполнимая вещь, — простая, справедливая просьба: «Здоровья, восстановление здоровья маленького существа, которое призвано стать господином своего народа и тем самым оправдать громадную веру своих родителей в Него, Господа».
Можно сказать, что эта несчастная мать, как и другие матери, произвела на этот свет здорового ребенка, ей не следовало бы связываться с опасным общением с оккультными силами, спиритизмом; не следовало бы искать в среде этих полубезумцев, шарлатанов, авантюристов и блаженных миражей невозможного.
В то время, когда императорская супружеская чета нежно склонялась над кроваткой, на которой наследник часто испытывал ужасные приступы своей болезни, настоящая лихорадка всеобщего недовольства все больше охватывала империю, Санкт-Петербург и множество губерний.
Александра писала своей сестре принцессе Виктории Баттенбергской: «Мы проходим через чудовищные испытания… Какой тяжелый крест приходится нести моему Ники. Рядом с ним нет ни одного человека, которому он мог бы доверять… Сколько ему пришлось познать горьких разочарований. Но он не теряет духа и уповает на милосердие Божие. Он продолжает упорно работать, но нехватка таких людей, которых я называю «настоящими», сурово дает о себе знать… Плохих всегда — хоть отбавляй, они всегда под рукою. другие из ложной скромности пребывают в тени. Нам нужно чаще встречаться с людьми, чем мы с ним это делаем. Но это так трудно».
Чуть ниже царица пишет о своем разочаровании Санкт- Петербургом.
«Санкт-Петербург — город испорченный, это даже не частичка России. Русский народ глубоко, искренне предан своему государю, а всякого рода революционеры используют его имя как жупел, чтобы заставить его выступить против своих господ. Как мне хотелось бы получше во всем разобраться, быть здесь человеком полезным… Я люблю свою новую родину. Она так молода, так сильна, в ней так много хорошего. Сегодня нас окружают одни старики и зеленая молодежь, и Ники предстоит решать весьма трудную, горькую задачу…
Когда Александра писала это письмо сестре, рассказывая ей о событиях на японской войне и о Кровавом воскресенье, в Санкт-Петербурге, повсюду в стране начались серьезные беспорядки, особенно в Москве.
В Москве — мятеж, волнение, полная неразбериха.
Великий князь Сергей Александрович, военный губернатор и начальник Кремля принимал у себя только самых близких друзей. Его жена, великая княгиня Елизавета, всегда такая живая, такая веселая, стала холодной и сдержанной. Было известно, что студенты, участники одной банды анархистов, повсюду следовали за супружеской четой, везде их выслеживали. Великая княгиня Мария и ее брат, молодой князь Дмитрий, племянник военного губернатора, дважды проезжая на своем экипаже, подверглись нападениям с целью покушения на их жизнь. Бомбы взорвались, но им удалось уцелеть.
16 февраля в Большом театре был устроен концерт в пользу раненых на войне, на котором присутствовали все представители высшей городской власти. Уже ставший знаменитым молодой певец Шаляпин имел громадный успех. Весь московский бомонд сиял драгоценностями, военные блистали своими яркими мундирами и регалиями, — но вся эта знать хотя была немного встревожена тем ненадежным, даже опасным положением, которое сложилось в городских предместьях, но все равно шумела, хлопала, отпускала громкие замечания, многие болтали без умолку, словно ничего такого особенного в большом городе не происходило, и все было так же прочно, так же надежно, как в лучшие деньки царского строя.
На следующий день, 17 февраля, великий князь Сергей Александрович, который всегда упрямо осуждал происки революционеров и выражал свое полное презрение к городской черни, погиб от бомбы террориста, — вслед за министром Плеве.
В своей благотворительной рукодельной мастерской в Кремле великая княгиня работала с девушками-мастерицами, когда вдруг услыхала сильный взрыв. Она сразу бросилась во двор вслед за полковником Мюллером, — и там перед ее глазами открылось чудовищное, неописуемое зрелище. Среди обломков кареты лежало только окровавленное туловище ее мужа, великого князя, и было видно, как в его разорванной осколками груди еще билось сердце.
— Где же его голова? — вскричала великая княгиня. Все принялись искать голову, но так и не нашли. Все тело генерал-губернатора было разорвано на невероятное множество мелких кусочков. Преступником оказался один молодой человек по имени Иван Каляев, которого задержали на месте преступления и отправили в тюрьму. На следующий день убитая горем Елизавета, несчастная вдова, как истинная христианка отправилась к нему в камеру и там сказала ему, что прощает его за совершенное злодеяние. Но Каляев все равно был повешен.
С тех пор она никому не сообщала подробности этого состоявшегося у нее разговора с ужасным преступником. Она наденет по убитому мужу траур, который не снимет до самой своей смерти, станет настоятельницей Марфо-Мариинской обители и целиком посвятит себя благотворительной деятельности.
Известие об этом зверском убийстве вызвало у царицы состояние полного оцепенения. Какой же злобный демон сводит с ума Россию, превращает этот добрый народ в банду убийц?
В мае 1905 года в Америку был направлен председатель Совета министров Сергей Витте для ведения переговоров о заключении мирного договора с Японией в городе Портсмут, который положил конец этой позорной войне.
Витте настолько удачно справился с порученной ему императором миссией, что в результате ему и всем его потомкам был пожалован графский титул.
Сергей Витте, ставший графом Витте, человек подготовленный, знающий, сметливый, к счастью поборник мира, без заключения которого репутация России продолжала бы стремительно снижаться, был удачлив на всех должностях, — министра, дипломата, политика. По материнской линии он был голландцем, а его отец был выходцем из Прибалтики. Витте очень скоро проявил все свои многочисленные таланты. Он был одним из тех блестящих государственных умов, которые подсказали Александру III идею строительства Транссибирской железной дороги, — и эту идею подхватил вновь Николай II.
Великий князь Николай Николаевич считал его человеком гениальным. В тот момент, когда первые революционные вспышки стали окрашивать стекла окон Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, царь, наконец, осознал, что только один человек — Витте — может справиться с мятежами.
Нужно было либо идти на столкновение с собственным народом, который был готов залить своей кровью всю страну, либо принять какие-то меры, даже пойти на какое-то ограничение самодержавия.
Сергею Витте удалось вырвать у Николая уступку — создать парламент и принять Конституцию.
Только гений этого человека мог излечить страну от той болезни, которая все сильнее подтачивала ее здоровье.