Выбрать главу

Сколько десятилетий человек такого высокого ума, такого горячего сердца и благородной души не стоял на первых ступеньках царского трона!

Он родился в 1862 году в Дрездене, а воспитывался в Санкт-Петербурге, где его отец занимал одну из руководящих должностей. Через своих родителей он принадлежал к той «элите», которая часто может сделать немало хорошего, но которую развращали слишком большой достаток и необремененная никакими трудностями жизнь.

Петр Аркадьевич больше любил сельский покой, чем шумный город. Когда он был губернатором Саратова, то ему в 1905 году было поручено подавить крестьянские бунты, которые разжигали в этой губернии сомнительного рода агенты определенной иностранной державы. Он с этим весьма успешно справился.

Кроме своих прочих замечательных человеческих качеств, Столыпин еще обладал и большой скромностью, которая даже заставила его поначалу отказаться от места премьера в правительстве. Человек дальновидный и проницательный, он все колебался, не знал, принимать ли ему предложение царя, говорил что его незнание «низов» не позволит ему быть полезным на таком высоком посту.

Как же царь без своих обычных колебаний выражал свое полное доверие такому человеку, как Столыпин?

Нельзя забывать, что одна общая православная вера объединяла государя со своим премьер-министром.

В это время Мария Федоровна получила письмо от своего сына, в котором он так пишет о Столыпине: «Не могу даже сказать, как я люблю, как уважаю этого человека».

Заняв свое кресло председателя Совета министров, Петр Аркадьевич сразу почувствовал, как его сжигает внутреннее пламя, пламя бьющей через край энергии. Он ясно видел перед собой самые жгучие проблемы своей эпохи.

Одной из них после наведения элементарного порядка должен был стать крестьянский вопрос, нужно было найти решения для осуществления вековой мечты любого мужика о собственном земельном наделе.

Царь из-за своей обычной мягкости, от недостаточного знания проблем, с которыми приходилось сталкиваться высшей власти, все еще колебался, отказываясь одобрить предложенные своим первым сотрудником радикальные меры. Он все еще проявлял свою суровость, даже свою жестокость, в отношении тех крестьян, которые принимали участие в столь ненавистных для него бунтах. Но Столыпин успокаивал его:

— Ваше величество, все нужно расчистить! Можно двигаться вперед только по ухоженной почве. Ваш народ напоминает собой громадный сад. В нем есть и сорняки, даже ядовитые травы. Их нужно вырвать и сжечь.

Николаю приходилось предпринимать над собой невероятные усилия, чтобы пойти на репрессивные меры. Александра, однако, несмотря на свое слабое здоровье, напротив, проявляла мужество. Столыпин казался ей тем человеком, который успешно заменит Николая, если возникнет необходимость быстрого осуществления плана возрождения страны.

Столыпин без промедления для наведения порядка приступил к созданию особых судов даже в самых отдаленных районах империи. После того как были получены доказательства, не теряя более ни минуты, тот или иной бунтовщик, совершивший преступление, уже через три дня после ареста болтался в петле на виселице. Репрессии становились такими жестокими, что народ окрестил удавку палача такими словами: «Столыпинский галстук».

Бесстрашный человек, решительно настроенный на установление полного порядка в стране, уже настолько разделенной по каким-то таинственным причинам, действуя с присущей ему бурной энергией, Петр Аркадьевич, казалось, сам своими действиями наводил руку преступника с револьвером на себя. И он знал об этом.

Он принимал свою Судьбу, какой бы она ни была, он был убежден, убежден своей религией, без малейшего сомнения, что Господь поставил его между слишком слабым царем и слишком беспокойным его народом, чтобы спасти Россию, отдалить от нее покрытый кровавым заревом угрожающий горизонт.

Не прошло и месяца после его вступления в должность председателя Совета министров, когда однажды после полудня в субботу в его загородном доме в окрестностях Санкт-Петербурга прогремел сильный взрыв. Он в это время работал в своем кабинете, и этот ужасный грохот заставил его вздрогнуть. Одна стена дома, выходящая на сад рухнула. Его сын, игравший на втором этаже на террасе был ранен, а дочь Наталья самым жестоким образом изувечена!

Хотя он был в отчаянии из-за страданий детей, он, тем не менее, проявлял свою обычную твердость в разговоре с царем, который выражал беспокойство по поводу состояния его здоровья.

— Ваше величество, я цел и невредим, только несколько чернильных капель попали на мой жилет. Мои дети оправятся от ран. Главное заключается в том, что это неудавшееся покушение показывает, какова воля Божия! Все будет лучше завтра… передайте царице, пусть не беспокоится, и прошу Вас, попытайтесь снять все ее тревоги!

Николай в лице Столыпина обрел того медика, который мог бы вылечить его больной народ. Он восхищался его благоразумием и его смелостью. Он осмеливался, рисковал, не боялся! Николаю тоже не нужно было бы занимать мужества, если бы только не эта его печальная склонность к фатализму, которая толкала его к колебаниям, к осторожному «А для чего?», что приводило лишь к бездействию…

Начиная со следующего, 1907 года, этот отважный государственный деятель изучал самую главную проблему, проблему земельной собственности. Россия — в основном аграрная страна, три четверти ее населения существовали за счет земли.

Царь Александр II, отменяя в 1861 году крепостное право, открывал для своей страны путь дальнейшего развития, позволявший ей избавиться от этой гангрены Средневековья.

Но, тем не менее, старые основы крестьянского жизненного уклада сохранялись. Крестьяне жили сельскими общинами. Знаменитый «мир», сельская община со своими членами, доминировала над другим любым институтом, и крестьянин не мог жить за ее пределами.

Он должен был спрашивать разрешения у своих соседей, когда ему нужно было купить новый плуг, продать лошадь или сменить работников.

Достигнутые результаты совсем не соответствовали повседневному труду каждого человека, его усилия рассредоточивались, его малопроизводительный труд не приводил к личному обогащению и посему он утрачивал к нему всякий интерес. Столыпин, вырабатывая бессонными ночами свой план, предложил удачное, совершенно новое решение. Система крестьянских обшин была упразднена, теперь крестьяне могли выходить из нее на хутора и отруба, и теперь они трудились на основе частной собственности.

Здесь между скобками следует добавить, что все же какая разительная ирония заключена в этом! Именно люди царского строя пришли к такому демократическому решению, а не эти красные «спасители» народа, которые его загонят после революции в еще куда худшее рабство под обманчивым видом «народного благосостояния».

Николай строго изо дня в день следил за работой своего премьера. Он не только не чинил никаких препятствий на пути осуществления этого плана, перевернувшего вверх дном все обычные действовавшие институты, но и горячо аплодировал новой реформе. Он даже сделал щедрое предложение: продать правительству четыре миллиона десятин земли, принадлежащих царской короне. Правительство должно было перепродавать земельные участки из этих площадей по гораздо более низкой цене, чем на рынке, чтобы тем самым оказать материальную помощь беднейшим крестьянам.

Все шло как по маслу. Оба государственных мужа — государь и его премьер-министр — отлично понимали друг друга и выражали друг к другу глубокое доверие.

Тем не менее Николай, этот беспредельно честный человек, который всегда испытывал угрызения совести, знакомясь с некоторыми земельными законами, изданными его предшественниками на троне, пришел к выводу, что он не может подписать такой указ, не получив на это согласия всех членов императорской семьи.

Но семья, всегда желчная, всегда настроенная на резкую критику всех действий несчастного государя, восстала. В ее лоне все могли распускать слухи, порочащие царицу, могли приходить к заключению, что Николай слишком слабый человек и ведет страну к гибели, могли болезненно кривить физиономии при виде появления Распутина в царских салонах или перешептываться о том, что Александра — истеричка, нотам никто, ни один человек не одобрял либерализма государя, этого его такого гуманного жеста, этого права, даруемого народу, наивному и невежественному, которого они сами на протяжении поколений так жестоко эксплуатировали!