В свою очередь, «народники» во главе с Петром Лавровым учили своих последователей, что «хождение в народ» означает «слияние с народом», и объясняли, как это следовало делать. В начале 1870-х годов чайковцы, ученики Николая Чайковского, откликнулись на этот призыв. Всех вместе их собрал князь-анархист Петр Кропоткин. Вереницы юных народников устремились тогда в деревню, вооруженные «Капиталом» Маркса, «Историческими письмами» Лаврова и романами Жорж Санд. Они читали эти произведения, передавали их содержание крестьянам, а также объясняли им причину своего появления в деревне. Юные идеалисты, среди которых было очень много девушек, желали послужить народу, которому они, с их точки зрения, задолжали. Они «шли в народ» ради искупления и братания с крестьянством. В число этих молодых людей входили не только «университетские Пугачевы», но и немало молодых дворян, которые испытывали раскаяние от обладания привилегиями и ориентировались на образ «кающегося дворянина», встречавшийся им у многих писателей. «Хождение в народ» ради его просвещения и главным образом получения от него прощения — характерное явление русской истории XIX века, примечательное своим великодушием и самоотверженностью. Нигде больше не встречаются подобные примеры. Это движение ориентировалось также и на рабочих, хотя и в меньшей степени. Юные народники иногда собирались на заводах, чтобы встретиться там с новоиспеченными рабочими, а на деле — с безземельными крестьянами, которые разочаровались в реформе 1861 года и отправились в город в надежде найти здесь средства к существованию.
Если план Лаврова и его последователей заключался в просвещении крестьянства, с тем чтобы оно взяло свою судьбу в собственные руки, то Михаил Бакунин лелеял более радикальный план: он хотел подтолкнуть крестьян к бунту. Бакунин, как и Герцен, был дворянским отпрыском, увлекавшимся немецкой философией. Близкий идеям Прудона, который критиковал Маркса, Бакунин верил в «бунтарскую природу» русского крестьянина, в котором видел вечного Пугачева. Связывая будущее России со склонностью крестьян к мятежу, он грезил об установлении крестьянского социализма вне национальных границ и создании Крестьянского Интернационала.
Наконец, в хвосте этой вереницы «интеллигентов», где народники перемежались с анархистами, шел тот, кто осмыслил всеобщее стремление к переменам в рамках единой теории и предложил средства для их осуществления. Петр Ткачев, так как именно о нем идет речь, являл собой воплощение того самого «университетского Пугачева», о котором возвестил Жозеф де Местр. Выходец из мелкопоместного дворянства, он выделялся благодаря своим крайним взглядам с момента поступления в Санкт-Петербургский университет. Он участвовал в манифестациях, организовывал стачки, призывал к восстанию и побывал в тюрьме, прежде чем уйти в подполье. И в течение всего этого времени он размышлял об опыте и проектах народников и анархистов, их конфликтах и особенно об их провалах.
Ткачев, как и все ему подобные, читал Маркса, но отошел от его концепции и сосредоточил внимание на России и том пути, который наилучшим образом соответствовал ее специфике. Он сознавал, что Россия отстает, но был убежден в том, что именно эта отсталость дает стране исторический шанс. Маркс утверждал, будто русской буржуазии не существует. В отличие от немецкого мыслителя, Ткачев полагал, что Россия не нуждается ни в буржуазии, ни тем более в капиталистическом производстве. Она может, минуя данный этап, устремиться по революционному пути, если только удастся вовлечь в этот проект народ. И хотя основную массу русского народа составляют крестьяне, что Маркс считал еще одним слабым местом, крестьянин способен совершить революцию, если его направить и руководить им. С этого времени Ткачев выступил с теорией революции, построенной вокруг идеи захвата власти с помощью методов и технических приемов, которые позволяли не только взять власть в свои руки, но и удержать ее.
С появлением Ткачева времена размышлений о революции, специфике России и ее будущем закончились. Ткачев сумел примирить марксизм с русской действительностью и перейти к действиям, несмотря на отсталость страны. Ее предполагалось преодолеть с помощью таких средств, которые Маркс не мог и вообразить. Через какое-то время некий Ленин, о котором никто до этого не слышал, воспользовался теоретическим наследием Ткачева и реализовал его идеи на практике.
Пока интеллигенция вела жаркий спор об особенностях России и ее принадлежности к западной цивилизации, что отрицалось Кюстином, русский социальный ландшафт преобразился. После реформы 1861 года очень многие крестьяне, разочарованные тем, на каких условиях распределялись земельные наделы, стали уезжать из деревни в город. Рабочие, в свою очередь, поверили в то, что реформа повлечет за собой раздел земельных угодий («черный передел»), и устремились в деревню, чтобы не упустить свою выгоду. Когда же их иллюзии развеялись, рабочие вернулись на ранее покинутые ими заводы. Исходу крестьян из деревни способствовал и промышленный рост в России, ускорившийся после 1855 года вследствие желания правительства развернуть на просторах страны сеть железных дорог.