Последние три месяца, казалось, зачеркнули два десятка лет счастья, трудного, неустойчивого, но все-таки счастья. Для своей племянницы, которую Елизавета Михайловна считала почти дочерью, она желала лучшей судьбы. Нет, это не для Саши - мучиться, терпеть унижения, будучи безответно влюбленной. Графиня за эти месяцы испытала столько душевных мук, что их хватило бы на всю жизнь, и потому хотела оградить девочку от чрезмерных страданий. Однако перед. началом бала Дуванова успела ей шепнуть, что ее супруг, Роман, расстался со своей мадемуазель и та скрылась в неизвестном направлении. А сам он на днях сетовал в кругу ближайших приятелей, что, очевидно, переусердствовал в попытках привлечь внимание жены и теперь, похоже, сам останется на бобах, так как графиня окончательно охладела к нему.
Елизавета Михайловна за двадцать лет совместной жизни неплохо изучила характер своего мужа и поэтому к словам княгини отнеслась настороженно. Роман Буйновский не мыслил своего существования без легкого флирта, но отношения с француженкой зашли слишком далеко. Граф даже осмелился снять ей квартиру, что было последней каплей, переполнившей чашу терпения жены. Он был немедленно отлучен от супружеской постели, а во время совместных завтраков и редких теперь обедов к нему обращались не иначе как "наш недостойный супруг". Вскоре и на балах графиня демонстративно стала появляться одна, а потом в сопровождении племянницы, что несколько успокоило подозрения ревнивого графа.
К счастью, муж не догадывался о роли Кирдягина в этой эпопее, и потому сегодня супругам удалось сделать первый робкий шажок к примирению...
Графиня прошла дальше по коридору и остановилась в нерешительности. Что ни говори, а столько лет прожито вместе! Она тоже хороша, вдосталь намучила мужа капризами и мелочными придирками. Так что оба квиты, а у нее душа прямо разрывается, глядя на его страдания. А то, что граф не притворяется, это она давно научилась читать по его глазам, так же как и недавние греховные мысли...
Дорога с бала домой показалась Елизавете Михайловне бесконечной. За шуточками и комплиментами граф пытался скрыть неуверенность и беспокойство. Незаметно для Саши он умудрился слегка пожать руку жены. Роман так много успел сказать ей своими взглядами, виноватой улыбкой и, главное, этим тайным пожатием...
По широкой лестнице, ведущей на второй этаж, они поднимались каждый по своей стороне. На самом верху граф шепнул жене, что просит прийти к нему после того, как она уложит, Сашу. А Елизавета Михайловна так давно не бывала в его спальне!..
Графиня решительно направилась к спальне мужа. Тут она немного помедлила, сердце забилось сильнее, Елизавета Михайловна подняла подрагивающую от волнения руку, чтобы тихонько постучать в украшенную резными купидонами дверь.
Ожидая, когда та откроется, она крепко сжала ладони и принялась считать секунды. Одна, две, три, четыре, пять...
Дверь распахнулась на шестой секунде Ровно столько времени графу понадобилось, чтобы отреагировать на стук. Он и так уже более получаса стоял по другую сторону двери, с замиранием сердца прислушиваясь к тихим шагам по коридору.
Елизавету Михайловну обдало волной теплого воздуха, и она увидела, что света в комнате нет, кроме огня от приоткрытой дверцы большой голландской печи. В молодости им так нравилось сидеть рядом с ней на полу или сжимать друг друга в любовных утехах прямо на мягком персидском ковре, где она часто и засыпала в объятиях Романа Буйновского.
Окинув быстрым взглядом спальню, графиня незаметно для мужа вздохнула. Все было здесь по-прежнему. Легкие отсветы пламени ложились на резную мебель красного дерева, падали вокруг причудливыми тенями. Они залегли и на лице ее любимого, чуть не разрушившего любовь и покой, царившие в их семье. Возможно, она и впрямь так постарела, что один только ее вид вызывает у мужа отвращение? Вряд ли! Свежестью лица и отменной фигурой она ни в чем не уступает, а живостью характера и остроумием превосходит засидевшихся в девках барышень. И даже рядом с Александрой не чувствует себя старухой. Наоборот, приезд племянницы как будто влил свежую кровь в ее жилы, помог ей справиться с тоской, а все подруги, хотя и скрепя сердце, вынуждены признать, что, несмотря на все потрясения, графиня Буйновская, несомненно, похорошела в последнее время.
Елизавета Михайловна, облизнув пересохшие губы, смело посмотрела на мужа. Он же глядел смущенно и виновато. Так он смотрел на нее в их первую ночь после свадьбы... Колени ее задрожали.
- Роман, - прошептала она едва слышно и шагнула через порог, моля Бога, чтобы не упасть от внезапно охватившей ее слабости. Но ноги все-таки подвели ее.
Граф, захлопнув дверь, подхватил ее и крепко прижал к груди.
- О, Боже! - выдохнула Елизавета Михайловна, обхватив его за шею. Слишком долго;е не обнимали с подобной силой и страстью.
Она прильнула к груди мужа, и биение его сердца заставило ее вновь испытать давно забытое волнение.
- Ты веришь, что я сожалею о той обиде, которую так опрометчиво нанес тебе? Но я клянусь, что никогда не переставал тебя любить, и эта связь...
- Давай, не будем об этом! - прошептала в ответ женщина. - Я сама во многом виновата, своим равнодушием и эгоизмом заставила тебя подумать, что прежние чувства не восстановить. Жила собственными обидами, заботилась лишь о своем покое...
- Значит, несмотря ни на что, ты продолжаешь меня любить?
- Каюсь, окончательно я поняла это только вчера, когда Дуванова сообщила мне перед балом одну новость. И я подумала, что само провидение помогло нам исправить твою ошибку.
- Должен сознаться, что это провидение очень походило на двух молодых джентльменов в довольно странных одеждах, которые даже не подозревают о том, что вновь сделали нас счастливыми! Я постараюсь их непременно отыскать и отблагодарить! А сейчас, дорогая, - граф улыбнулся и, слегка отстранившись, заглянул в глаза жены, - как ты смотришь на то, чтобы вспомнить нашу первую ночь? Надеюсь, ты не успела забыть?