Она обомлела, как будто грянул гром, и молния попала, как раз в неё. А он обнимал её большущими ручищами и страстно осыпал поцелуями. Наконец очнувшись, затрепыхалась и закричала.
Он отступил: – «Что, теперь ненавидеть тихо будешь?» Саша посмотрела ему в глаза и грустно сказала: – «Нет. Но опасаться….» Он засмеялся: – «Графиня, да вы великодушны. Я что ж холоп, или рожей не вышел?»: куражился он над собой: – «Взгляни же милая. Как больно мне, что ты со мной холодна. Я голову совсем потерял. Свет не мил. А ты и не смотришь в мою сторону».
Саша всхлипнула и убежала в комнату. Иван появился следом. Опустился на колени и простонал: – «Прости. Я не хотел. Это так вышло… Я больше не подойду. Будь спокойна». Сорвался и быстро вышел. Она действительно ничего не замечала до этого дня. А теперь ей было грустно, и по человечески его жалко: – «Что же делать? Так случилось, что самым родным человеком на всём белом свете, остался только этот простой деревенский мужик Данила Могилин. И идти больше некуда. Никто её не ищет, и не ждёт. А Андрей. Он заигрался, заигрался и забыл её.
Данила вечером пришел темнее грозовой тучи. Сопел в торчащие, как солома усы и молчал. Из глаз, то и дело сверкали молнии. После ужина домашние притихли и быстро попрятались по углам. Устинья прибрала со стола, и как ни в чём не бывало примостилась на лавку с вязанием. Управляющий сорвался и выскочил на улицу. Иван последовал за отцом.
– «Батя, ты что, как с цепи сорвался?»: ворчал он вдогонку: – «Какая муха тебя укусила?» Но Данила молчал, лишь метался из стороны в сторону, как будто по раскаленной сковороде.
Потом выпустил пар и зашипел: – «Это ж надо такое придумать. Это ж выдумали ж такое…
Ты представляешь, они хотят Сашу отдать Черкасовым за зерно… Это что товар? Или, если не своё, так и не жалко? Я понимаю, Андрей её любит… Они помолвлены. Но вот так обмениваться ею, как вещью. Что, всё так быстро забыли? Сколь добра им семейство Сатурминых сделало? Что, сирота, так взять и обидеть можно?»
Иван попятился от отца в сторону, не в силах что–либо из себя выдавить в ответ. Что-то, мыча не членораздельное. Но вдруг собрался и заорал, как ошалелый: – «Нет. Не отдам. Я не отдам её. Отец я её люблю. Не отдавай. Я сгину без неё. Я пропаду»: простонал он напоследок. И осунувшись, заковылял прочь.
Данила умолк, моргая ошарашено глазками. – «Вот те, на! Вот те новости!»: присвистывал он удивлённо. И от безысходности продолжил метаться по двору.
Саша этой сцены не видела. Она лежала в комнате, грустно размышляя над произошедшим днём. И сердце начинало ныть, как только она вспоминал отчаянный взгляд Ивана. – «Господи, зачем он это допустил? Разве ж я ему нужна? Ему нужна крепкая деревенская красавица. А я, я же книжный червь Я же барская девица. Что я ему могу дать? Смазливое личико. Но я же ещё и от болезни едва отошла. Какая там краса»: и она уткнулась в подушку, зажав от отчаянья голову руками.
4
Рано утром. К подворью, скрипя, подъехало несколько телег. Ивана дома не было. Данила вышел на встречу. Перекинувшись репликами. Вернулся в дом и позвал Сашу: – «Саша. Сашенька»: хрипел он осипшим голосом: – «Ты сегодня едешь в гости к братьям Черкасовым. Сашенька надобно цену им отвезти. И проследить, чтобы телеги с зерном наполнили. Хорошо?»: тараторил он пряча взгляд. Саша выползла из комнаты и доверчиво мотнула в ответ головой.
Телеги скрипнули и неторопливо двинули в путь. Она сидела на последней, укутавшись в цветастую с золотой бахромой шаль. Свесив ноги, по-детски мотала ими, из стороны в сторону в такт движенью.
Зелёный ковёр уже покрывал проснувшиеся холмы. Первые цветы, мать и мачехи высыпали на солнечные пригорки. Где-то высоко в небе звенел жаворонок. Легкий ветерок трепал непокорную челку. И Саша пыталась её пригладить исхудалой рукой: – «Как же хорошо». Затем откинулась на сложенные стопкой мешки и всю дорогу пролежала, глядя в синее бездонное небо.
К имению соседей добрались скоро. Их ждали. Не торопливо проводили к усадьбе. Саша осторожно сползла с насиженного местечка. Прихватив шкатулку с драгоценностями. И под настороженные взгляды мужиков прошла за провожатым в дом. Телеги проскрипели к амбарам.
Её проводили в комнату и оставили одну. Некоторое время она так и продолжала стоять, ожидая хозяев. Затем, почувствовав навалившуюся усталость, опустилась в кресло. Где-то гулко раздавались голоса. Но дверь была прикрыта, и разобрать что-либо было не возможно. Это была комната для гостей. На стенах, и полу лежали персидские ковры, на окнах висели тёмно синие бархатные портьеры. У стены стояла большая резная кровать с палантином, легкие шторы из прозрачного шелка были собраны и прихваченные, в цвет портьерам атласной лентой. У изголовья, подле стоял маленький, покрытый изящной резьбой столик, а на нём старинный тяжелый подсвечник, с тремя толстыми стеариновыми свечами. Сашу вдруг охватило волнение они наконец встретятся с Андреям. Интересно это по его просьбе её привезли сюда? Или это просто так совпало? Она грустно вздохнула. Ей ещё доставляло большего труда шевелить перегоревшими мозгами. И она прикрыв веки тихо сидела, ни о чём не думая, откинувшись в кресло.