Баронесса подошла и прижалась к возмужавшему сыну: – «Милое дитя, вы меня измучили своим упрямством. Что вас так долго удерживало в этой варварской Росси? Только не говорите, что ради дорогого дяди и кузена, вы изволили рисковать своей жизнью. Не уж то, это то о чём я думаю? Мой дорогой вас посетил амур. И кто это беспомощное не подающее признаков жизни создание?» Она лукаво покосилась в сторону тахты. Андрей обнял мать, и тихо покачиваясь, грустно вслушивался в её речь. Легкий румянец проступил при последних словах.
– «Мама от вас ничего не скрыть. Вы как всегда проницательны. Это очень похоже на правду. Хотя родственные узы не были на последнем месте… А это хрупкое создание последняя из рода Сатурминых, графиня Александра Илларионовна, а этот ворчащий сверток ваша новорожденная внучка Наталья, которой отроду пять дней. А теперь вы меня простите, и больше не будите давить на кровоточащие раны. Я вас очень люблю, и безмерно скучал. Но это было безотлагательно».
Отец стоял рядом, хмуро анализируя происходящее. Павел развалился в кресле у камина, прикрыв глаза, делая вид, что дремлет. В замке было празднично и торжественно. Здесь любили этот зимний семейный праздник. Ничто не могло помешать свершиться устоявшимся традициям. Пушистая зелёная красавица искрилась в лучах света многочисленных светильников. Украшенная разноцветными стеклянными шарами и гирляндами.
Из кухни доносился соблазнительный запах любимой с детства выпечки. И как всегда, обеденный стол украсит запечённый гусь в яблоках. – «Ах, призраки безоблачного детства»: но сейчас это всё померкло.
Андрей без отрыва следил за эскулапами, ловил долетавшие реплики, стараясь разобраться в их значении. Улавливая мимику, жесты, взгляды, пытаясь получить столь желанную надежду. Но время повисло в тяжелом ожидании, взрывая болью истерзанные нервы.
Профессор Швейцер отделился от группы и подошёл к ожидавшим. – «Что ж господа. Весьма сложное состояние у пациентки. Удивляет, как она держится. Сердце едва справляется с проблемами. Но надежда есть, что улучшения можно добиться. Благодаря её упрямству. Очень интересный случай. Я берусь её лечить, из уважения к вашему семейству… Теперь её бы стоило перенести в отдельное помещенье. Я поставлю несколько внутривенных инъекций для поддержания сердечной деятельности. Это безотлагательно. А затем я буду вас информировать о своих последующих действиях по первому требованию. А пока позвольте приступить к прямым моим обязанностям»: и он откланялся.
Андрей вновь решительно подхватил графиню, последовав за гувернанткой. Это была комната сестры.
Положил Александру на белоснежную кровать, и было, взялся раздевать. Но вдруг гувернантка запротестовала и выставила его за дверь. Он сконфуженно остался стоять в коридоре, подпирая стену. Профессор постучался и прошёл в комнату.
Берг младший не мог уйти, это было сверх его возможности, но его не пускали. И он присел на корточки, упрямо ожидая результата.
– «Господи, неужели есть надежда? Пусть она справится. Господи, я готов перенести любые испытания, только ни её смерть. Я готов пожертвовать своей жизнью. Если это поможет. Только пусть она останется жить»: молился он в отчаянье.
Швейцер, наконец, выглянул из комнаты: – «Ну, что ж, голубчик. Состояние стабилизировалось, теперь будем экспериментировать и ждать. Можете отдохнуть, если что вас сиюминутно оповестят. Но если будет желание, вы вправе оставаться с ней. Ваше кресло вас ожидает. Только не лезьте под руку»: он сочувственно улыбнулся.
Андрей поднялся и последовал приглашению. Саша спала. Сиделка притаилась на стуле у окна. Детская кроватка стояла у стены. Наталья, умаявшись, тихо посапывала в ней, не нарушая сонное царство. Андрей проскользнул к креслу и осторожно передвинул его так, чтобы, не мешая обозревать обоих. Сел и затаился. А в низу у камина баронесса пытала племянника: – «Ну-с! Сударь, теперь всё и в детальных подробностях. И даже не надейтесь на снисхождение. Хоть вы мой любимый племянник. Но я, с тем смерюсь. Мне нужно успокоить моё больное самолюбие. И понять почему, почему мой Андре, почти пять лет сидел, в этой богом покинутой стране? Почему он изменил своим привычкам и честолюбию? Что есть в ней, что связало его дерзкий неугомонный нрав?»
Павел обиженно улыбался и на удивление не спешил блеснуть красноречием: – «Тётя, всему своё время, не торопитесь. Конечно же, я всё вам выболтаю. Из меня шпион, никакой. Но я с дороги. Мы за пять дней пересекли немыслимое количество границ. Пули так и свистели у нас над головами. Пожалейте бедного сироту…». На этой фразе он вдруг осекся и отвернулся. Софья вздрогнула и на мгновенье умолкла. – «Прости Паша. За своей болью, я не заметила твою. Конечно же, всё это подождёт»: она подошла и прижала к груди, вздрагивающего от молчаливых рыданий Пашку. – «Пойдём просто посидим на тахте»: увлекла его за собой. Опустилась и уложила Пашкину голову на колени. – «Ты прости кровинушка моя, какая же я бесчувственная. Не стыдись слёз своих. Иногда стоит поплакать, это не грех»: примирительно шептала она, нежно поглаживая его по широкой спине.