Павел Владимирович смял в пепельнице сигарету, еще раз взглянул на Оборского, как-то нехорошо усмехнулся и вышел из комнаты, а Глеб набрал Метельского.
— Проследи, чтобы полковника проводили до аэропорта. Только не светитесь. А после этого, зайдешь ко мне, разговор есть.
Он задумчиво отложил телефон в сторону и достал из стола досье, собранное на Александру. Что за тайны прячутся за благополучным фасадом семьи Станкевичей? Чуткие, длинные пальцы Глеба машинально переплелись, и мужчина отрешенно уставился в окно. «Саша, Саша… Что же ты скрываешь? Почему никогда не жалуешься? Вон, про Алину так и не сказала, пришлось самим сопоставлять факты, — Глеб стиснул зубы. При одной мысли, что эта гадина посмела прикоснуться к его паре… — ничего, он найдет способ поставить наглую волчицу на место. Время… На все нужно время… Если их выводы подтвердятся… Каяровым не жить.»
Оборский откинул со лба смоляную прядь и погрузился в лежащие перед ним документы.
Он долго сидел над бумагами, пытаясь понять, что значили прощальные слова Станкевича. Краткие строки досье бесстрастно поведали о судьбе Екатерины Сергеевны Станкевич. Родилась в 1968 году в городе Вильнюсе, в семье профессора Сергея Александровича Арцишевского, окончила Институт иностранных языков в Москве, вышла замуж за младшего лейтенанта Станкевича, родила дочь, несколько раз переезжала вслед за мужем в разные города тогда еще СССР, работала переводчиком, погибла в автокатастрофе, возвращаясь с научной конференции.
Сухие строчки, в которых заключается целая жизнь. С фотографии на Оборского смотрела миловидная шатенка, с ясными синими глазами и Сашиной улыбкой. Тонкие брови вразлет, веселый взгляд, кокетливо сдвинутая набок беретка… Екатерине Станкевич на этом фото всего двадцать. А вот еще одна фотография. Та же самая женщина, но уже спустя десять лет. Серьезное лицо, усталые, потухшие глаза, небольшая морщинка между бровями — как у Саши, когда она грустит — и плотно сжатые губы. Разительный контраст…
А дальше, данные медицинской экспертизы. Глеб несколько раз возвращался к этой бумаге, не в силах понять, что же его настораживает в сухих выкладках врачей. Множественные переломы, разрывы внутренних органов… старые шрамы… среди них… Вот… На фото отчетливо виден полустертый след. Не может быть! Фотография задрожала в руках мужчины.
— Алекс, — неестественно спокойно произнес он, набрав номер, — немедленно ко мне, — и отключился. Если то, о чем он думает, подтвердится, то… Diable!
— Ты уверен? — Метельский пристально смотрел на своего альфу.
— Нет, — поморщился Глеб, — но проверить не помешает. Станкевич не мог знать об оборотнях. Обычный провинциальный работник, каких тысячи по стране. В верхах, от силы пять человек владеют подобными знаниями, а тут какой-то полковник… Что-то здесь нечисто.
— Хорошо, мы попробуем нарыть инфу, — кивнул Алекс, — а у Саши узнать не пробовал?
— Смеешься? Где Александра и где откровенность… — хмыкнул Оборский.
— Ладно, сами разберемся. Максима подключу, он еще ни разу не подводил.
— И скажи, что это срочно.
— Ну, это и так понятно, — усмехнулся Метельский, — когда — от тебя и не срочно?
— Ладно, езжай.
Алексей вышел из кабинета, оставив Оборского в нелегких раздумьях рассматривать старые фотографии.
— Да, уж Глебушка, дали вы сегодня ночью жару, — усмехнулся Сигизмунд, намазывая толстый слой масла на поджаристый тост, — боюсь, мои потрепанные нервы не выдержат такого накала. Я уже не знал, куда деваться от вашей страсти. Завидую, друг, от души завидую.
— Зиг, уймись, — строго посмотрел на него Оборский, — и не забывайся. Саша — моя пара.
— А я о чем? Мы же теперь все лапы собьем в поисках своей половины. Такие возможности открылись… — мечтательно протянул Войтеховский, — с этого дня, буду к обычным человеческим женщинам присматриваться — а вдруг, и мне повезет встретить свою единственную?
Мужчины, сидящие за столом, переглянулись и заулыбались. Пример Оборского всем им дал невероятную надежду. То, о чем они знали из легенд, то, что казалось невозможным, свершилось и открыло для оборотней новые горизонты. Каждый, из сидящих за завтраком этим солнечным осенним утром, представлял, что, в любой момент, сможет встретить свою пару среди людей, и сердца мужчин бились чаще.
— Да, Глеб, ты счастливчик, — одобрительно улыбаясь, протянул Кирилл — оборотень из северной стаи, — глядя на твою Александру, остается только позавидовать — и красива, и умна, и детей сразу же подарила… Повезло тебе.
— В общем, господа, я понял, что вы за меня рады, но, давайте, закроем эту тему. Я не хочу, чтобы Саша слышала ваши высказывания. И постарайтесь удерживаться от излишних комплиментов моей жене.
— Вот, как? Жене? Не паре?
— Жене. И паре, — твердо отчеканил Глеб, пресекая дальнейшие выяснения подробностей, — Тамара, там пироги еще есть? — обратился он к кухарке.
— Есть, Глеб Александрович, уже несу, — отозвалась женщина.
— Зиг, ты подумал над моим предложением по поводу слияния «Альянса» с «Оптикумом»? — обратился Оборский к другу, уводя разговор в сторону.
— Мои специалисты просчитали возможности. Думаю, мы потянем, — ответил поляк, — нужно обговорить некоторые детали и можно будет подписывать документы.
— Хорошо, после обеда поедем в офис и все решим, — согласился Глеб.
После завтрака, некоторые гости попрощались с хозяевами и уехали, а Оборский занялся делами.
Визит тестя оставил много вопросов, и Глебу было над чем подумать. А Саша, постаравшись избавиться от неприятных впечатлений после утреннего разговора с отцом, весь день провела с детьми и, к вечеру, сумела успокоиться и отрезать воспоминания прошлого.
В доме звучала музыка. Яркие огни люстры освещали большую парадную залу. Нынче здесь было людно. Звуки скрипок смешивались с французской и английской речью, стайки девушек в светлых, воздушных нарядах, порхали по натертому дорогому паркету, блеск эполетов отражался в оконных стеклах, а, вдоль стен, сидели пожилые дамы и перемывали косточки легкомысленной молодежи. Саша, незаметной тенью, скользила по комнате, с любопытством разглядывая окружающих.
— Надин, вы бесподобны сегодня, — услышала она знакомый голос и оглянулась на его обладателя.
Копия ее мужа, только лет на десять моложе, галантно целовала ручку миловидной темноволосой девушке и многозначительно ласкала брюнетку жарким взглядом.
— Ой, перестаньте, Глеб Александрович, вы меня смущаете, — вспыхнула красавица.
— Ах, Наденька, вы так мило краснеете, что просто вынуждаете осыпать вас комплиментами, — искушающе шепнул молодой человек, — где я могу с вами увидеться? — наклонившись ближе, тихо спросил он.
— Но, маменька, она… — пролепетала барышня.
— Полно, Наденька, ваша маменька не узнает. Итак — где и когда? Скажите, умоляю.
— Ну, хорошо, после полуночи, в нашем саду.
— Я буду, — коротко поклонился ее собеседник и, поцеловав дрожащую ручку покрасневшей брюнетки, пошел от нее прочь.
Саша наблюдала, как двойник ее мужа все дальше удаляется от испуганно-счастливой девушки и внутри у нее разливалось яростное чувство ревности. Если ее
Глеб когда-либо позволит себе подобное… Нет, страшно даже представить, что такое возможно…
Легкая, воздушная мелодия вальса плыла над кружащимися парами, улетая все выше, скользя в раскрытые окна и темную тишину липовой аллеи, и Саша устремилась вслед за ней. Звуки растворялись, таяли, исчезали… дом отодвигался все дальше… рывок… и девушка проснулась. Под ее щекой мерно билось сердце Глеба, мягкая поросль на его груди ровно поднималась и опадала, вместе с двигающейся, в такт дыханию, грудной клеткой, в кроватках напротив мирно посапывали дети. Приснилось…
— Саша…
— Да…
— Не притворяйся…
— Я сплю…
— Ну, ладно, спи…
— Глеб…
— Тшш… тебе это снится…
— Ну, Глеб…
— Ммм…какая сладкая…
Протяжный стон нарушил тишину спальни.
— Да, вот так… Не сдерживайся… — раздался довольный мужской голос.