Даже если бы Александра и узнала об этих разоблачениях, она бы все равно не поверила в их достоверность. Допросы тянутся месяцами, и пока дело дойдет до хотя бы частичного обнародования их результатов, Временного правительства уже не станет.
Александра сама подвергается допросу Керенским, который, впрочем, проходит скорее как беседа в одной из комнат дворца. На вопрос относительно ее роли в политике царя она заявляет Керенскому, что считала своим долгом постоянно информировать царя ввиду отсутствия того в столице и что вполне естественно, чтобы в счастливом браке все дела обсуждались.
Так как в следственной комиссии, направление деятельности которой, по сути, не ясно, — вопрос о законности действий сверженного и лишенного законности правительства представляется абсурдным, — прежде всего речь идет о вопросе государственной измены, ни царь, ни царица не признаны виновными и не уличены в каких-либо враждебных государству действиях. Так что нет повода, чтобы передавать их военному трибуналу.
Конец
Подробности признаний бывших министров доходят до общественности. 23 марта, едва через месяц после отречения царя, в одной петроградской газете появляется «Открытое письмо Александре Федоровне»:
«Свершилось. Долгожданный час свободы настал. Россия в упоении безграничного счастья, она освободилась от кошмара, ее угнетавшего.
Конец тирании! Больше двадцати лет Вы, царица, предавали и продавали Россию. Удар за ударом Вы наносили в спину стране, которая приняла Вас как убогую принцессу с распростертыми объятиями. С Вами даже связывали надежды, полагая, что Вы будете не такая, как Мария Федоровна, которая за пятьдесят лет жизни в России даже не взяла на себя труд научиться говорить по-русски (…) Уже эта деталь показывает Ваше полное пренебрежение нашим народом и нашим языком и полное непонимание Вашего положения царицы. От Вас с самого начала ждали другого.
Перед Вами становился на колени многомиллионный народ, который жаждал просвещения, образования и осуществления элементарных человеческих прав. И что же Вы посеяли в эту почву кроме презрения и ненависти? Ваше положение давало Вам неистощимые возможности, чтобы творить добро, и народ поблагодарил бы Вас и освятил бы Ваше имя во всех грядущих поколениях. Но где же остались все те образовательные и конституционные учреждения, которых так сильно жаждал народ?
Что хорошего Вы сделали стране за двадцать пять лет, кроме новой ограды для Зимнего дворца?
Вы всегда говорили, что Вы в такой же степени немка, как та, которую русские называли [Екатериной] «Великой». Ваша самооценка смешна! Единственное сходство состоит в том, что Вы обе немки… Но Екатерина забыла свое происхождение, забыл его и наш народ. (…) Для сходства с Екатериной Великой Вам недостает понимания и такта. Екатерина смогла собрать вокруг себя самых образованных людей того времени и прошла вместе с ними путь, который отмечен деяниями ради высоких жизненных целей. Вы же не смогли найти никого другого, кроме Распутина, этого морального калеку, этого подонка общества — и этот распутник и преступник стал Вашим ближайшим другом, собеседником, и кто знает кем еще…
Вы пришли на русский трон с кругозором своей немецкой кухни, где Вы собственноручно готовили Ваше любимое блюдо, овсянку. Ни секунды Вы в действительности не были царицей, вдохновленной высокой миссией. Вам ни на мгновение не пришла в голову мысль, что народ ждет от Вас также и другое, чем только служить Вам, миллионами тратить на Вас свои тяжким трудом заработанные деньги и за это прозябать в неволе и даже в тюрьмах[97] или подвергаться унижениям и ссылке.
В другой стране, в былые, революционные времена Вас бы приговорили к позорному столбу и Вы бы закончили свои дни на костре. Но русский народ выше чувства мести и испытывает к Вам только презрение!
И не немку он презирает в Вас, но женщину, человека, царицу! Вы предавали нас двадцать лет и, наконец, нанесли окончательный удар[98], но этот удар сразил Вас саму.
Покиньте нашу страну, которую Вы не смогли ни понять, ни оценить, но не забудьте оставить здесь ценности, передать которые правительству настоятельно рекомендовал Вам великий князь Павел Александрович. Подумайте о том, что они приобретены на деньги народа, который Вы так глубоко презираете! (…)