(…) Помолвку, похоже, воспринимают позитивно, отрицательный момент в том, что Россия так далеко, и ее положение очень тяжелое, — к тому же вопрос религии. Но поскольку теперь ее брат женат и оба [Аликc и Николай] действительно привязаны друг к другу, возможно, так лучше…»[54]
Теперь помолвленные в центре внимания. Известие об обручении принцессы Аликc Гессен-Дармштадтской с русским царевичем Николаем Александровичем облетает весь мир. Отовсюду приходят телеграммы. Беспрерывно несут цветы. С самого раннего утра следующего дня доносятся шаги марширующего почетного караула, вскоре им вторят торжественные звуки военных оркестров, исполняющих праздничную музыку. К ним присоединяются воины царских полков, спешно прибывшие из России.
«Весь свет изменился для меня», — пишет Николай матери, сообщая ей решение Аликc. Царица тотчас же посылает невесте подарок: смарагдовый браслет и пасхальное яйцо работы Фаберже, яркие драгоценные камни сверкают на весеннем солнце.
Это послание царице Марии Федоровне вместе с тем первое письмо, которое Аликc — помимо официального благодарственного письма за присуждение ордена Екатерины — направляет своей будущей свекрови:
«Дворец Эдинбург, Кобург, 30 апреля 1894 г.
Милая мама.
Ники мне говорит, что я могу Тебя так называть — о, как премного я Тебе благодарна, Ты так мила и добра ко мне. Как могу я сполна отблагодарить Тебя и дорогого дядю за этот великодушный подарок, который Вы столь любезно мне послали. Он слишком хорош для меня!
Я совершенно растерялась, когда открыла футляр и увидела эти удивительные камни. Я буду вечно Вас за них благодарить и целовать Вашу руку.
Я была так польщена, когда получила Ваш прекрасный орден, и очень благодарна за него, как и за прелестное яйцо и милое письмо — все это меня глубоко тронуло.
Еще два дня, и тогда милый Ники и я должны будем расстаться, это делает меня совершенно несчастной, но я уверена, что его мать уже нетерпеливо его дожидается. Ты ведь позволишь приехать ему этим летом в Англию? Не так ли? Иначе столь длительная разлука была бы слишком тяжела. Бабушка тоже его ждет. Он покорил ее сердце, — как и всех, которые его узнают. Он сейчас в церкви, и пока он там стоит на коленях, с ним мои мысли и молитвы.
С божьей помощью и я скоро узнаю и научусь любить его религию, и уверена, что он мне в этом поможет. Но не буду Тебя утомлять длинным письмом.
С наитеплейшими пожеланиями милому отцу.
Остаюсь, дорогая мама,
Твоим любящим и послушным ребенком Аликc».
В тот же день Аликc пишет также сестре Николая, Ксении. Ни слова о мучительной теме, которую всего три недели до этого так энергично объявляла закрытой: «Какой же он ангел, — пишет она о Николае, — я могу лишь на коленях благодарить Бога, что он меня так направил. Не могу описать, как я счастлива!..» Однако в ее окончательном впечатлении о молодоженах все те же «смешанные чувства»: «Пара производит счастливое впечатление, но комично видеть брата женатым…»
Аликc покидает Кобург. Она едет поездом в Дармштадт, чтобы оттуда поехать далее, в Англию, где ее уже ожидает бабушка. Николай провожает ее до вокзала. Прощание самое тяжелое, какое оба доныне переживали.
На обратном пути Николай рвет любимые цветы Аликc. Влюбленность превращает двадцатишестилетнего юношу и двадцатидвухлетнюю девушку в детей, для которых весь мир состоит только из собственных переживаний. Когда Николай входит в свою комнату, чтобы написать ей первое письмо в Англию, то обнаруживает записку от Аликc. Она оставила ее, чтобы облегчить ему внезапное одиночество.
Вечером, уже в поезде, Аликc записывает в своем дневнике:
«2 мая. Обедали рано, и затем Виктория, Людвиг и я уехали. Я была смертельно несчастлива по поводу разлуки с любимым Ники. (…) Серо и пасмурно, и мне было очень печально без моего любимого. Перед прощанием он дал мне брошь с алмазной россыпью.