Никакого криминала вначале не было. Его репродукции Шишкина, Левитана и Зяблова постоянно покупались небогатыми ценителями искусства. Налоги платились. Деньги, пусть небольшие, капали постоянно. На жизнь хватало.
Криминал начался позже.
В Ниццу они с Элеонорой прилетели рано утром. На выставке, с которой созвонился Марк Яковлевич, надо было купить только одну картину и можно было б вечером возвращаться в Москву. Но Элеонора отключила телефон и в Москву они вернулись только на следующий день. Он надеялся, что остаток дня они проведут в отеле, но Элеонора потащила его по галереям, словно в Москве мало такого добра.
Чья это работа? Посмотри внимательно.
Вопросы начинали его раздражать. Откуда он может знать чья это работа.
— Янус. Девятнадцатый век. Тебе не напоминает никого?
Он поймал ее мысль на лету. Все было просто и гениально! Гениально потому, что просто! Аккуратно убрать штрихи не характерные для российского пейзажа, а подпись «русифицировать». Все! Родные просторы! Передвижник Киселев. Ранняя работа. Малоизвестная картина. Он не переставал удивляться изворотливости таланта Элеоноры.
Тогда они купили первую картину. Как говориться — на пробу.
Картины они выставляли не часто, когда Берестова не было в Москве. Иностранцы охотно покупали «Киселева», «Айвазовского» и зимние пейзажи «Гермашева». Деньги потекли. Настоящие деньги, а не жалкие проценты от Берестова.
— Марк позвонил на кануне отъезда, предупредил, что будет канадская диаспора. Мы подумали…я подумал, что их ностальгия — наши деньги. Но, представь, только вывесили картину, как приперся знакомый Элеоноры.
Только Кияшко был не просто знакомый, а еще владелец «заводов, газет и пароходов». Чем ему приглянулась картина, не понятно. И как его не отговаривала Элеонора, но упертый Кияшко никого больше смотреть не стал и купил Киселева.
— Подожди, а как же все эти экспертизы, какие — то заключения? Ведь это ж не репродукция — вы продавали «оригинал»? — Лера изумленно смотрела на Бориса.
— Все нужные заключения Элеонора получала по старым каналам Марка. Деньги делают все.
— Выходит, в тебя есть деньги?
— И да и нет. Деньги за границей. Я здесь.
— Ты, что с Луны свалился? Съезди и реши свои финансовые вопросы.
— Не могу. Меня Берестин подставил с паспортом.
Скандал разгорелся спустя три года. Да какой там скандал — катастрофа.
Он купил биллеты на вечерний рейс до Мадрида. Они уже лежали в новеньких загранпаспортах. Только его мечте не суждено было сбиться!
Он вернулся домой и наткнулся на опечатанную дверь. Удивительно, как он от страха еще не грохнулся в обморок! На негнущихся ногах он вышел с подъезда черным ходом и быстро насколько это возможно, когда ноги отказываются нести бренное тело, направился в мастерскую. Потом он дрожащими пальцами набрал номер Элеоноры. И когда на настойчивые гудки, трубка ответила мужским голосом, он окончательно понял, что все случившееся вовсе не дурной сон.
Марк Яковлевич в Москву так и тогда и не вернулся.
— Может это вас Марк и сдал полиции?
— Да, нет. Ему — то зачем? В суд подал Киняшко.
— Он, что так разбирается в живописи?
— Ни в чем он не разбирается. Друг к нему приехал и спьяну ляпнул, мол туфта, а не Киселев. Кияшко сразу же проспавшись к экспертам. А те руками только разводят, мол друг ваш прав — туфта.
— И что?
— Был суд. Писали в газетах. А потом, когда шумиха немного улеглась, заявился Берестов. Дал новый паспорт. Сказал где отсидеться. А дальше ты все сама знаешь.
Борис не стал говорить Лере, что услышал в свой адрес от Берестова. Марк Яковлевич, от части, был прав. А еще надо было срочно найти адвоката Элеоноре. Берестов оставил адрес и телефон Лагунова, только после отъезда Марка, он решил не спешить с адвокатом. Берестову легко: распорядился и исчез, а ты светись с адвокатом.
— Значит, твой Марк слинял за границу, подсунув тебе фальшивый паспорт? Он тебе отомстил.
— В смысле отомстил? — глаза Бориса округлились.
— В прямом. С липовым паспортом, на чужое имя, ты не выедешь из страны и будешь всю жизнь молчать. Марк полностью обезопасил себя и отомстил за Элеонору. Он ее любил, а ты попросту пользовался ею. — Лера сочувственно посмотрела на Бориса. Что собираешься дальше делать?
Игорь Смолин опустил глаза. Нетронутая тарелка, щедро украшенная сочной зеленью, казалось, интересовала его куда больше, чем поставленный вопрос. Что он будет делать? Ничего. Жить. А там посмотрим.