Гермиона усиленно замотала головой.
— Книжные призраки не то, что обычные. На самом деле, неправильно даже называть их призраками, это, скорее, магия, становящаяся разумной и обретающая облик героя книги. Они действительно могут стать материальными и иногда даже способны творить волшебство. Именно поэтому мы изолируем их от реального мира, но это также значит и то, что, если мы здесь… они такие же настоящие, как и мы… и они также… находятся в родстве с тобой.
Ее глаза вмиг расширились, продолжая нервно сканировать комнату.
Вдруг кто-то захихикал.
Кто-то, кто не был Малфоем… Гермиона никогда не слышала, чтобы Малфой хихикал, но представляла, что если бы даже он и хихикал, то это звучало бы не так экспрессивно и женственно.
Внезапно прямо за стойкой с книгами появилась женщина. Только она была огромной. Больше двенадцати футов ростом [1].
— Оооооу, — пропела женщина. — Она так умна.
Святая Цирцея… это была она! Настоящая Цирцея, древнегреческая чародейка.
Малфой и Гермиона с разинутыми ртами уставились на волшебницу, приближающуюся к ним.
Она парила над ними на расстоянии вытянутой руки и вдруг положила свою огромную ладонь на белокурую голову Малфоя.
— Ты мой потомок! — радостно вскрикнула Цирцея, взъерошивая ему волосы и щекоча за ушами так, что, казалось, он чувствовал себя чрезвычайно некомфортно.
Воздух вокруг задрожал, когда вдруг из каждой книги в комнате начали выпрыгивать привидения. Все они были значительно выше нормального человеческого роста.
— Потомок? — посыпались вопросы, и призраки начали толпиться вокруг, чтобы взглянуть на Малфоя, словно огромные детины на новую куклу, которую они аккуратно вертели и тыкали, рассматривая со всех углов.
Он всё пытался отмахнуться от них, но казалось, это только побуждало их активнее его тормошить. Призраки смеялись и громко улюлюкали, склонившись над Малфоем, словно он был очаровательным ребенком в люльке. В конце концов, он сдался и просто смиренно стоял среди привидений, пока они его исследовали.
Гермиона была в ужасе от того, сколько призраков среди этой толпы она смогла узнать.
Мерлин милостивый, да Малфой был в родстве почти со всеми знаменитыми волшебниками. Разве что не с Мерлином… которого она здесь не увидела.
Казалось, никто из них не замечал ее, чему Гермиона ни в коей мере не возражала. Она была рада иметь статус скучного библиотекаря и позволить Малфою «утопать в свете софитов». Он прожил всю свою жизнь, бахвалясь своим происхождением и размером кошелька, благодаря усилиям призраков всех этих людей, заполонивших комнату. И если они хотели его потыкать… что ж, они определенно заслужили эту возможность.
Единственное, Гермиона была не прочь, чтобы и до нее дошла очередь.
— Он довольно маловат росточком, не так ли? — спросил один из волшебников.
Малфой покраснел и вытянулся во весь рост, выглядя разъяренным.
— Я не… маловат! — выплюнул он. — Я волшебник совершенно нормального роста!
— Это магия, — ответила Цирцея суровым голосом. — Разве ты не помнишь? С годами мы стали больше в размерах. Припоминаю, что ты был чуть ли не в разы короче, чем он, когда появился здесь.
Волшебник мигом смутился.
— Оу… — промурлыкала Цирцея, притягивая к себе лицо Малфоя, чтобы рассмотреть его поближе. — А он красив, да? Почти как девчонка.
Гермионе пришлось придавить рот кулаком, дабы не разразиться громким смехом. Малфой весь исходил яростью, пытаясь высвободиться из цепких призраковых рук.
— Взгляните на волосы и линию челюсти. А эти глаза. Могу поспорить, от ведьм отбоя нет.
— Как по мне, так у него слишком острые черты лица, — пробормотал волшебник с квадратной челюстью. — Генетика сработала не в нашу сторону. Уж больно он слабенький.
Очевидно, эта реплика была последней каплей в чаше терпения Малфоя.
— Вообще-то, я единственный потомок в вашем роду, так что, если не хотите исчезнуть насовсем, лучше вам надеяться, что мои силы на должном уровне.
Комната погрузилась в тишину. Призраки замерли в воздухе, вытаращив на него свои глаза. Малфой вдруг понял, что сболтнул лишнего.
— Наш последний потомок? — спросила ведьма, по мнению Гермионы, очень напоминавшая Моргану.
— Конечно, — воскликнула Цирцея, затаив дыхание. — Только посмотрите, сколько людей он разбудил.
Все стали озираться друг на друга. В комнате парило несколько сотен призраков. Как только они снова обратили свое внимание на Малфоя, то больше не сводили с него расчетливых взглядов.
Малфой выглядел так, словно мечтал провалиться сквозь землю, только бы не находиться в окружении пытливых душ.
— Ты женат? — спросила Цирцея обманчиво небрежным тоном.
— Н-нет, — выдавил Малфой, внезапно становясь взволнованным и оттого дерганым. — Но… я женюсь. Очень скоро. И я всерьез подумываю завести по меньшей мере… двенадцать детей! Если не больше.
Цирцею его слова не убедили, она на несколько минут приложилась кончиком пальца ко лбу Малфоя, а затем постучала по нему, отчего все его тело задергалось.
— Почему ты не женат? — поинтересовалась она, скрещивая руки на груди.
— Потому что… — Малфой задохнулся так, будто ответ из него вытягивали силой, — ведьма, которую я хочу, не заинтересована во мне. А мне… не нужен никто другой.
Гермиона посмотрела на Малфоя, чувствуя прилив сострадания. Парню чертовски не повезло.
Она помнила, что, помимо тех периодических отношений с Панси на их восьмом курсе в Хогвартсе, он больше ни с кем замечен не был. Словно он соблюдал целибат. Она подозревала, что, возможно, он просто гей. Ведь мало кто из натуралов пускался бы в десятиминутные описания кроя свадебных нарядов их лучших друзей. Теперь ясно, что это не так.
Она читала где-то, что слизеринцы склонны любить сильно и безответно, они не расстаются со своими чувствами и несут их с собой по жизни бесконечно долго.
— Ты пытался завоевать ее сердце? Дарил ей Пегаса или, может, тысячу слуг? Мне всегда нравилось, когда мои ухажеры дарили мне по несколько сотен слуг, — ответила Цирцея мечтательно.
— Или что насчет того, чтобы просто ее украсть? Ведьма никогда не могла устоять перед сильным волшебником, который мог провернуть ее похищение, — предложил один из призраков.
Святые небеса, предки Малфоя были абсолютно… ну… средневековыми. Очевидно.
— Эти традиции уже не актуальны в наше время, — прямо ответил Малфой, принимая суровый вид.
— Тогда что же ты сделал, чтобы выиграть ее расположение? — спросила Цирцея с серьезным выражением лица.
— Ничего, — выдавил Малфой, густо краснея. — Она никогда не обращала на меня внимания, что бы я ни делал… пока я не превращаюсь в мерзавца. Только это… заставляет ее признать, что я существую.
«Как типично для Малфоя», — Гермиона закатила глаза. Будто он ученик-переросток начальных классов, задирающий девочку, которая ему нравится.
— Так значит ты и не пробовал вовсе, — заключила Цирцея, уставив руки в бока. — Ты даже понятия не имеешь, заинтересована она в тебе или нет.
— Она не заинтересована, — через силу буркнул Малфой.
— Да как же ты это выяснил? — спросила Моргана, изогнув бровь.
Малфой был готов задохнуться насмерть, всеми силами стараясь не отвечать на вопрос. Спустя несколько секунд мучений он распахнул рот, и из него вылетели слова:
— Потому что она думает, что я мягкотелый, жалкий, избалованный, остролицый взрослый ребенок, который забивает свою голову бессмысленной информацией и ничего не может предложить!
Гермиона уставилась на него в крайнем изумлении, как только стала ясна личность его неразделенной любви.
Ее рот даже приоткрылся от шока.