Вот, собственно, и все, что она могла сообщить.
— Если, как вы говорите, Алексей жил в хозблоке почти все лето, исполняя роль сторожа, то шабашники — Зуйков этот, а возможно, и композитор Фролов, могли с ним как-то общаться? Так ведь?
— Почему нет? Свободно могли.
— А уж о Протасове и говорить не приходится! Верно? Уж он-то должен знать всю подноготную этого типчика?
— Так вы спросите у Вячеслава Кузьмича. — Альбина обнажила крупные, идеально прилегающие один к другому зубы и процедила с какой-то мстительной радостью: — Уж это он от вас, надо думать, не утаит.
— Мне тоже почему-то так кажется, — согласился Люсин.
Глава двадцать третья
ВИТОК СПИРАЛИ
Всю первую половину дня Люсин провел, не отрываясь от телефонной трубки. Правое ухо припухло и горело, словно после хорошего удара боксерской перчаткой.
Как это часто случается, выход на финишную прямую оказался сопряженным с неожиданно возникшими препятствиями. Следователь, которому было поручено вести дело Протасова, заупрямился и своего согласия на немедленный допрос не давал.
— Вы, небось, привыкли у себя в розыске к мотоциклетным гонкам, — уколол он, когда разговор достиг критической фазы. — «Пиф-паф» — и привет семье!.. Разве это работа? Нет, к допросу, особенно первому, необходимо подходить с полной ответственностью. Мы его еще и сами не допрашивали, к вашему сведению.
— Это ваша проблема, — вспылил было Люсин, но тут же опомнился и сделал попытку разрядить обстановку. — Мне ведь недолго, каких-нибудь пять минуточек.
— Обычно так говорят, когда лезут без очереди к врачу. — Следователь не упустил возможности съязвить. — Мы не можем ставить под угрозу важнейшую операцию ради чьего-то каприза.
— Каприза? — Люсин едва сдерживался. — Речь идет о розыске человека, подозреваемого в убийстве! Не более и не менее. Или, быть может, я недостаточно ясно выразился?
— Нет, почему же. Я вас понял. Но постарайтесь и вы понять, что не все решается с кондачка. Толку от вашего допроса будет чуть. Уверяю! Протасов сейчас не в том состоянии. Он почти невменяем. Шутка ли — в его-то положении очутиться вдруг в камере! Вы ведь должны знать, как она действует на людей. Пусть немного придет в себя, пообвыкнет, задумается над тем, как жить дальше.
— И все это время неразысканный убийца будет гулять на свободе. — Люсин сознавал, что доводы следователя не лишены резона, и решил поэтому поднажать на эмоции. — Судя по почерку, преступник матерый. Ему отсрочка куда как на руку. Он много чего успеет наработать.
— Вы меня на испуг не берите, товарищ майор. У каждого из нас свои проблемы. Вы ведь и сами так считаете… Вашей ориентировочно мы, как видите, дали зеленую улицу, но больше ничем на данном этапе помочь не сможем. Своих забот полон рот.
— За камешек благодарю от всего сердца. — Люсин попытался переменить тактику. — Без вашей помощи, двух мнений нет, мы бы продолжали топтаться на месте. Но сказавши «А», нужно говорить и «Б». Нам необходимо установить личность убийцы. При этом я вовсе не настаиваю на участии в допросе! — заторопился он, изо всех сил стараясь сохранить дверь открытой. — Допросите сами. Ведь все, в сущности, сводится к одному-единственному вопросу. Неужели мы не сможем договориться по такому пустяку?
— Это не пустяк. У нас есть собственная тактическая схема, когда и о чем спрашивать. И уверяю вас, что заготовленные нами вопросы не менее важны. И тоже не терпят отлагательства. Но ничего не поделаешь: приходится ждать, потому что обстоятельства часто бывают сильнее наших желаний.
— Я на сто процентов уверен, что Протасову незачем выгораживать этого Алексея. Он только рад будет кинуть такую кость.
— Стопроцентной гарантии дать, конечно, не можете, но даже если бы и могли, я на такое не пойду. Выиграть в одном значит проиграть в другом. Закон природы. Не будем мы жертвовать собственными интересами ради дяди. Этот субчик чуть не миллион наворовал. Моя задача — спросить с него все до копеечки, и, уверяю вас, я добьюсь этого, чего бы ни стоило. Мне он все скажет.