То не один поцелуй, а быть может, и что-нибудь больше.
Мальчик особенный он. Будь их двадцать, узнаешь сейчас же.
Кожа его не бела, а сверкает огнем. Его взоры
Огненны, остры. И зол его ум, хоть и сладостны речи.
Мыслит одно, говорит же другое. Как мед его голос,
10 В сердце же горькая желчь у него. Он обманщик: ни слова
Правды не скажет; хитер и на злостные шутки охотник.
В пышных кудрях голова, а лицо его полно задора.
Крошечны ручки его, но метать ими может далеко.
Может метнуть в Ахеронт и до дома Аида-владыки.
Телом он весь обнажен, но глубоко припрятаны мысли.
Словно как птица крылат; то к тому, то к другому порхает
К женщинам он и к мужам, и садится им прямо на сердце.
Маленький держит он лук, а на луке натянутом — стрелку;
Стрелка же, как ни мала, достигает до глуби эфира.
20 Носит колчан золотой за спиною, а в этом колчане
Злые тростинки — он даже не раз и меня ими ранил.[147]
Все это страшно. Всего же страшней тот факел, который
Носит всегда при себе. Он бы мог им спалить даже солнце.
Если его кто поймает, пусть свяжет его, не жалея.
Если увидишь, что плачет, смотри, как бы вновь не удрал он;
Если смеется, тащи. А захочет с тобой целоваться,
Тотчас беги. Поцелуй его — яд, и в устах его — чары.
Если же скажет: «Возьми, я прошу тебя, это оружье», —
Не прикасайся к подарку: все вещи окунуты в пламя».
Европа
Раз в сновидении сладком явилась Европе Киприда
Третьей стражей ночной, когда до зари недалеко.
Этой порою на очи спускается сладостней меда
Сон, что заботы снимает и нежными вяжет цепями.
Этой порой прилетает толпа сновидений нелживых.
Крепко заснула в то время под крышею дома родного
Феникса дочка — Европа, тогда еще бывшая девой.
Две — она видит — земли за владение ею враждуют:
Азия — с той, что напротив, и обе похожи на женщин.
10 В чуждом наряде одна, а другая одеждою схожа
С женщиной здешних краев; прижав к себе девушку крепко,
Ей говорит, что ее родила и сама воспитала,
Мощной рукой вырывает Европу другая, и с этой
Нет ей охоты бороться, а та говорит, что Европа
Зевсом самим громовержцем дана ей судьбою в подарок.
Тотчас с широкого ложа вскочила в испуге Европа.
Сердце стучало в груди. Этот сон был как будто бы явью.
Села, охвачена страхом, и будто бы снова и снова
Взорам, открытым уже, представлялись те женщины обе.
20 Девушка стала тогда возносить, испугавшись, молитву:
«Кто из небесных богов ниспослал мне виденье такое?
И почему мне на ложе широком в девической спальне
В час, как я сладко спала, сновиденья такие предстали?
Кто это — та чужестранка, которую видела в грезах?
Как охватила мне сердце любовь к ней! Она почему-то
С лаской меня приняла, как родное и милое чадо.
Пусть этот сон обратят мне на счастье блаженные боги!»
Это промолвив и встав, созвала она девушек милых,
Сердцу любезных ровесниц, детей из семейств благородных.
30 С ними всегда веселилась, гулять ли в леса отправлялись,
Или к ручью они шли, в его струях омыть свое тело,
Или затем, чтоб в лугах себе лилий нарвать благовонных.
Тотчас подруги собрались. У всех с собою корзины
Были для сбора цветов. На луга, что лежали у моря,
Все они вместе пошли и веселые начали игры,
Радуясь шуму прибоя и розам, прекрасно расцветшим.
Дева Европа взяла для цветов золотую корзину —
Дивное диво для глаз, многотрудное дело Гефеста.
Дал ее Ливии в дар он, когда с сотрясающим землю
40 Ложе она разделила. Ее Телефассе прекрасной
Ливия в дар отослала; Европе ж, еще незамужней,
Мать Телефасса однажды дала этот чудный подарок.[148]
Выкован был на корзине сверкающий ряд украшений:
Слита из золота Ио была там, Инахово чадо,
Та, что коровою стала, утративши женщины облик;
Долго бродивши, она вступила на тропы морские,
Будто бы плыть собралась. Из лазурного сплава отлиты,
Волны вздымались; над ними стояли вверху, на обрыве,
Юношей двое, дивясь плывущей по морю корове.
50 Рядом же Зевс был изваян, Кронид; он рукой прикасался
Тихо к корове Инаха; в водах семиструйного Нила
Женщины образ опять он вернул круторогой корове.
Нила сверкала струя серебром, а корова из меди
Чистой отлита была; из золота Зевс был изваян.
Вдоль по наружному краю корзины венок обвивался;
Виден Гермес был под ним; за ним же в длину был растянут
147
Ст. 21. Афродита не раз бывала уязвлена стрелами Эроса: ее благосклонностью пользовались Арес, Анхис и Адонис.
148
Ст. 39-42.