Нектонав царь, испугавшись, не решился остаться в Египте и в битвах сражаться; объятый печалью и страхом, обрил голову и бороду сбрил, и в полночь, выйдя из царского дворца, отправился в дальние страны. И пришел в Филиппуст, город македонский,[7] под видом странника; и никто его не узнал. Поселился он там где-то и объявил себя врачом и кудесником, лучшим из египетских звездочетов.
Египтяне, жестоко пострадав от вражеского нашествия, стеклись к дворцу своего царя и, не найдя его в царских палатах, пришли в ужас и заплакали горько. И увидели на его постели письмо, в котором говорилось так: «Любимые мои египтяне! Не могу видеть жестоких ваших мук, и поэтому ухожу в другую страну, а через тридцать лет снова вернусь к вам молодым».[8] Найдя это письмо, египтяне изваяли из золота царя своего Нектонава и поставили на высоком столпе посреди Египта,[9] и вложили письмо ему в руку, а на голову возложили золотой венец. Сами же пришли к Посейдону,[10] богу своему, и, молясь, спросили о царе Нектонаве. Бог, явившись им во сне, сказал: «Через 30 лет вернется к вам молодым, и непереломленный меч в руке его будет и, придя, защитит вас, и врагов ваших персов повергнет к ногам вашим».
Живя в Македонии, Нектонав прослыл среди македонян великим врачом и мудрым волшебником. Царь македонский Филипп имел красавицу жену, по имени Олимпиада.[11] Но большая печаль терзала его, так что он и царскую славу и богатство ни во что ставил, ибо была его жена бесплодна, не имела детей, а красива была необыкновенно. И видя ее бесплодие, царь Филипп, муж ее, разорвал узы любви, которую питал к ней. И вот, отправляясь воевать в другие страны, обнял царицу свою, Олимпиаду, и стал нежно целовать, говоря: «Свет очей моих, душа моя, жизнь моя милая, Олимпиада царица! Если до возвращения моего не будет у тебя ребенка, то не увидишь лица моего и к груди моей не прильнешь с нежностью». И, сказав так, ушел воевать. Олимпиада осталась в большой печали и скорби и не знала, что делать. Одна из служанок ее, видя, что она скорбит о своем бесплодии, сказала Олимпиаде: «Госпожа царица! Есть в городе нашем человек-египтянин, искусен делом и словом, он может исполнить все желания сердца твоего, если позволишь ему тебя видеть». Она, услышав это, велела немедля позвать его к себе. Пришел к ней Нектонав, и сказала ему Олимпиада: «О человек-египтянин, правду ли слышала я о тебе, что можешь искусством своим разорвать связавшие утробу мою узы без детства и бесплодия и любовь ко мне укрепить в сердце славного царя Филиппа, и безмерную скорбь мою на радость переменить? Если можешь, скорее помоги мне, и награду от меня большую лолучишь, и в Македонии прослывешь как великий врач и мудрец». Нектонав, видя ее несказанную красоту и подивившись прелести лица ее, глаз с нее не спускал и покачивал в восхищении головой. Она же сказала ему: «Что терзаешь меня, человек? Если можешь ты что-нибудь сделать, то не медли!». А он, пораженный красотой ее лица, — точно стрелой пронзила сердце его любовь — обратился к царице: «Если Аммона, и Пинеса, и Екрулия великого к себе допустишь[12] и отдашься им, то станешь матерью великого царевича». Услышав его лукавые колдовские речи, Олимпиада очень обрадовалась, что станет матерью великого царевича. И повелел Нектонав возле палат царских построить небольшую хижину, чтобы в нее призвать бога Аммона. Это все был обман: увидев прекрасную женщину, Нектонав, склонный к прелюбодеянию, сам пришел к ней в образе Аммона. Видом же Аммон был таков: голова орла, а на ней рога василиска, хвост аспида, ноги аспидовы и львиные, с крыльями и тремя косами золотыми и багряными.[13] И, привидевшись в образе Аммона, пришел к ней и, совокупившись, снова удалился. Поверив обману, забеременела царица Олимпиада в царском дворце. Нектонав, придя к царице, сказал: «Счастливейшая ты из женщин, Олимпиада: всей вселенной царя носишь в себе. Но когда настанет время родить, тогда призови меня к себе, что тебе скажу, то и сделаешь». Настал час родов, и, придя, Нектонав сказал царице: «Держи в себе, царица, не рожай, пока не наступит благоприятный час, когда небесные планеты станут на установленных местах и стихиях.[14] Тогда царь царям родится — многоумный человек, храбрый Александр».
О рождении Александра, царя великого. Когда родился мальчик и появился на свет, то сказал он, плача: «В сороковое лето снова вернусь к тебе, мать».[15] Олимпиада велела отнести отрока к Дафнии и Аполлону,[16] чтобы получил отрок благословение, и молилась жрецам и прорицателям Аполлоновым, желая узнать у них, каким будет этот отрок. Чудесно явился к ним Аполлон, пророчествуя об Александре и говоря, что этот отрок будет царем всей поднебесной и подсолнечной, прославится благочестием, разумом и мудростью. А отца своего убьет и через 40 лет к матери своей, земле, возвратится.
вернуться
В Филипуст же макидонскый в град. — В южнославянских текстах этот город пишется «Пилипоуст»; в греческом тексте сербской Александрии οί Φίλιπποι. В соответствующем месте Псевдокаллисфена названа столица Македонии Пелла (Хронограф. Александрия, I, 3, стр. 7). Хотя в Македонии и существовало несколько городов, названных в честь Филиппа (Филиппы, Филиппополь), из дальнейшего изложения ясно, что речь идет о резиденции македонских царей, т. е. о Пелле.
вернуться
по тридесятех же летех пакы прииду к вам млад. — Легенда об Александре как о египетском царе-боге, который покинул Египет старцем для того, чтобы вернуться через 30 лет молодым, восходит к Псевдокаллисфену (Хронограф. Александрия, I, 3, стр. 7). Это — вариант широко распространенного в поздней античности мифа об умирающем и воскресающем в новом образе боге-спасителе.
вернуться
на столпе высоце посреди Египта поставиша. — Это место, как и некоторые другие (см. ниже, прим. 99), свидетельствует, что автор сербской Александрии представлял себе Египет не страной, а городом.
вернуться
Посидону, богу своему. — В греческом тексте Псевдокаллисфена назван оракул Гефеста, а не Посейдона (в Египте действительно существовал оракул бога Тота, которого греки отождествляли с Гефестом); у Псевдокаллисфена сказано, что Гефест явился египтянам и посоветовал им отправиться за предсказанием в «Серапион» или в «Синопион» (Хронограф. Александрия, I, 3, стр. 7).
вернуться
имяше жену красну сущу, Олимпиаду именем. — Олимпиада, дочь эпирского царя Неоптолема, вышла замуж за Филиппа Македонского в 358/57 г. до н. э. Александр родился немногим более чем через год после замужества Олимпиады (в 356 г. до н. э.). Таким образом, рассказ о длительном бесплодии македонской царицы не подтверждается источниками и является «бродячим сюжетом», привлеченным поздними историками для того, чтобы подчеркнуть «чудесность» рождения будущего завоевателя. Олимпиада была женой Филиппа до 340 г., когда после второго брака царя со знатной македонянкой Клеопатрой она вынуждена была уехать в Эпир. Оттуда она вернулась в Македонию после воцарения Александра, которого пережила на восемь лет.
вернуться
Амона и Пинеса, Екрулиа великого, да аще сим вход сътвориши к себе. — В южнославянских текстах: «Амона и Финеса и Иекруриа великаго» (Нов., стр. 7), в другом списке: «Амон и Пениес и Еркулис» (Яг., стр. 224). Из дальнейшего рассказа выясняется, что к Олимпиаде явился один только Аммон — Нектанеб в образе Аммона. У Псевдокаллисфена назван только один бог — ливийский Аммон (Хронограф. Александрия, I, 4, стр. 9). По-видимому, три названных божества рассматриваются как различные образы (ипостаси) египетского Аммона (Аммон—Зевс, Дионис и Меркурий—Гермес).
вернуться
Образ же Амонов таков бяше: глава орля, а на нем рози василисковы, опашь аспидова, ногы аспидовы и лвовы, крилат же, три коси златы и черлени. — В южнославянских текстах: «глава орьлова, и на неи рози василискови и ока си аспидова и ного Львове, крилути же грыпьсови, злати и чрьни» (Нов., стр. 7; Яг., стр. 224). В греческом тексте также не упомянуты косы Аммона. «Крилути грыпьсови» превратились в русском тексте в «крилат... три коси». У Псевдокаллисфена (Хронограф. Александрия, I, 7, стр. 10) Нектанеб надевает для маскировки только голову быка: это связано с тем, что в эпоху эллинизма Амбона—Зевса изображали бородатым мужчиной с бараньими рогами. В сербской Александрии Нектанеб принимает фантастический образ чудовища, представление о котором сложилось в средневековой мифологии. Василиск — мифическое животное с телом петуха, хвостом змеи, короной и рогами на голове; взгляд его убивает. Аспид (от греч. άσπ·ς — «змея») — сказочная змея, необычайно ядовитая и злобная. Иногда ее представляли рогатой и с ногами.
вернуться
Держи в себе, царице, не родити. дондеже благорастворен час прииде, дондеже небеснии планити станут на уставех и стихие. — У Псевдокаллисфена (I, 12) рождение Александра, которое там происходит уже после возвращения Филиппа, описано гораздо подробнее: Нектанеб несколько раз останавливает роды Олимпиады, угрожая ей, что если она разрешится от бремени до наступления благоприятного момента, то родит жалкое чудовище или же раба — «работягу и планеника (пленника)», или же нищего (Хронограф. Александрия, I, 12, стр. 14—15). Южнославянские тексты сербской Александрии здесь ближе к Псевдокаллисфену, чем русский текст: Нектанеб угрожает Олимпиаде, что она родит «раба и непотребна чловека» (Нов., стр. 8; Яг., стр. 224—225). В русском тексте этот мотив, как и вся тема астрологических предсказаний, в значительной степени заглушен.
вернуться
В четыре десятое лето пакы возвоащуся к тебе, мати. — Тема обреченности Александра занимает в сербской Александрии важнейшее место (см. стр. 153—154). У Псевдокаллисфена (I, 11) недолгая жизнь предсказана Александру только знамением, о котором в сербской Александрии сказано ниже (Хронограф. Александрия, стр. 14). В дальнейшем в сербской Александрии это пророчество исполняется (см. стр. 70), хотя в действительности Александр не дожил даже до 33 лет (умер в 323 г. до н. э.).
вернуться
к Дафнии и Аполону — в южнославянских текстах «к Дафнеону Аполону» (Нов., стр. 8; Яг., стр. 225); в греческом тексте сербской Александрии в этом месте стоит «алтарь Аполлона». Эти слова и объясняют текст. Речь здесь идет не о городе Дафны в Египте, а о Дельфах, где находился алтарь Аполлона, имевшего прозвище «Дафний». Это прозвище происходит от греческого названия посвященного Аполлону дерева (по-гречески «дафнэ» — «лавр»). Дафниями могли также называть посвященную Аполлону местность, так как миф связывал Аполлона с нимфой Дафной, превращенной в лавровое дерево.