Филипп же был в далеком походе, и многие битвы были там, а когда уже возвращался в Македонию, явился ему во сне бог Аполлон в образе льва с золотым рогом, а на нем известие об Александре принес,[17] говоря: «Радуйся и веселись, царь Филипп, ибо врагов своих победил, а сына Александра обрел, преславного храброго царя». Филипп же, проснувшись и раздумывая о виденном, рассказал все Менандру и Аристотелю, македонским философам.[18] И в тот час большой орел, пролетая мимо шатра царя Филиппа, неожиданно уронил яйцо на крыло его шатра. Проснувшись, Филипп вскочил со своей постели.[19] Быстро отправился он со всем своим войском к Македонии и, придя в Македонию и возблагодарив царицу свою Олимпиаду, взял на руки Александра, целовал его радостно и сказал ему с нежностью: «Александр! Всякое благо от бога исходит, если и умру, то смерть мне не страшна будет, раз есть ты у меня, дитя мое!». И, сказав так, призвал Филипп великого Аристотеля, мужа ученого и украшенного всякой философской мудростью, знаменитого словом и делом, и сказал ему: «Возьми этого отрока, дарованного мне богом, и пусть изучит он творения Омира[20] и другие творения мудрецов».
Когда Александр стал упражняться в книжном учении, то за год полностью изучил Илиаду и Диосию,[21] а на следующий год изучил Агрен великий.[22] И возненавидели его за это отроки, сверстники его: всякая ведь зависть и ненависть от дьявола! Позавидовали ему отроки и сказали ему: «Александр! Пойди ты к Нектонаву-кудеснику, и он научит тебя понимать движение небесных тел и тайны изменения времени». Услышав это от отроков, сказал Александр матери своей: «Если хочешь меня научить, госпожа моя мать, мудрости египетской, отдай меня мудрецу египетскому Нектонаву, ибо слышал, что премудр он и постиг движение небес и звезд». Царица же Олимпиада тотчас послала за Нектонавом и, передав ему Александра, сказала: «Научи его мне премудрости и искусству всякому, которое сам постиг». И сказал ей Нектонав: «Всякое славное богатство не достается недостойному, так же и великая мудрость дается лишь тому, кому она требуется». И научил Нектонав Александра всей египетской премудрости.
Однажды премудрый Аристотель собрал четыреста юношей, сверстников Александра, чтобы испытать их храбрость. Александра поставил во главе двухсот из них, а над другими двумястами поставил юношу Птоломея,[23] сына знаменитого полководца, и повелел им царь Филипп начать игру. И когда начали они сражаться, видно было, что очень храбр царевич. Александр и тут преуспел: всех противников обратил в бегство, и все юноши прославили его как царя. Глядя на это, мудрый учитель Аристотель удивился и сказал: «Добродетельному мужу бог помогает, и враги не могут ему ни зла причинить, ни сопротивляться, а злонравному мужу даже любимые его друзья не помогут». И сказал Аристотель Александру: «Господин Александр! Если станешь царем всей земли, что доброго сделаешь мне, учителю своему?». Александр ответил: «Мудрому мужу не подобает обещать милости прежде, чем он ее окажет. Но если я великим стану, то и ты со мной великим будешь. Лоза ведь не к дальним деревьям льнет, но, если высока, то с ближними сплетается. Так же и царь, великий и могучий, по достоинствам любит своих приближенных и верит им всегда».
И было обыкновение у Александра до обеда ходить на учение к Аристотелю, после обеда же, до вечера, к Нектонаву ходил изучать искусство волшебства и движение 12 небесных планет, движение Солнца и звезд, и акинотос, и кринос, фронитор, и расию, и аксидос. И были всего этого, изображения.[24] Глядя на них, Александр сказал учителю своему Нектонаву: «Скажи мне, учитель, кто сделал тебя знатоком всего, что сотворена по божьему промыслу? Как можешь ты объяснить это людям на земле?». Он же ему отвечал: «Бог великий, неведомый и непостижимый, знающий все, но непознаваемый никем, неисповедимыми судьбами явился человеческому роду, чтобы познали его сотворенные им как создателя своего». Александр сказал ему с гневом: «Все знаешь ты, о Нектонав, а о смерти своей ведаешь ли, какова она будет?». Нектонав сказал ему: «Я знаю, наученный движением (звезд), что убит буду чадом своим». Александр же, приняв это за ложь, столкнул его с Геотского камня, высокой горы, находившейся близ царского судилища,[25] и сказал: «Погряз в грехах ты со своим волшебством и пророчествами». Упал Нектонав в бездну и с трудом произнес: «Ты же ведь сын мой, Александр! Таил я все, и до сего дня об этом не знал никто.[26] Пойди к матери своей, Олимпиаде царице, и узнаешь все обо мне и о себе. Я же, сын мой, нисхожу во мрачный ад, в тьму преисподней, где находятся все языческие боги по воле великого бога всех — Саваофа». И, сказав так, умер египетский царь Нектонав. Услышав эти слова, раскаялся Александр и, положив Нектонава на плечи, принес его к матери своей, Олимпиаде царице, и сказал ей: «Поведай мне обо всем, что было: правда ли, что он был моим отцом?». Она рассказала ему всю правду, что сделал с ней Нектонав. Заплакал тогда Александр и велел похоронить его с почестями.
вернуться
на нем Александрову весть нося. — У Псевдокаллисфена (I, 8—13) и в Хронографической Александрии (стр. 11 —16) изложение событий иное: Филипп, увидев пророческий сон, из которого следовало, что Олимпиада забеременела от бога Аммона и должна родить могучего завоевателя, возвращается домой еще до рождения Александра. Легенда о пророческом сне Филиппа, знаменующем божественность происхождения Александра, возникла очень рано (см.: Плутарх, II). У Псевдокаллисфена Филипп утешает жену, говоря, что зачатие совершилось не по ее вине, но затем подозревает ее в сознательной измене: «Прельстила мя еси, жено, не от бога заченши, но от иного некого». В конце концов, однако, убежденный новыми знамениями, Филипп радуется, что у его жены должно родиться «божие племе» (Хронограф. Александрия, стр. 13—14).
вернуться
Менадру и Аристотелю исповедуеть макидоньскым философом. — В южнославянских текстах так же, но в греческих списках советником Филиппа в данном случае выступает только Аристотель. Ни Менандр, ни Аристотель македонскими философами не были и советниками Филиппа выступать не могли. Менандр — афинский драматург (342—291 гг. до н. э.), самый яркий представитель новой аттической комедии, носившей главным образом бытовой характер. В славянской и, в частности, в древнерусской письменности были известны «Мудрости Менандра мудрого» — собрание афоризмов, извлеченных из комедий этого автора. Рукопись эта, в частности, упоминается среди книг, которыми пользовались новгородско-московские еретики конца XV в. (Н. А. Казакова и Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV—начала XV в. М.—Л., 1955, стр. 320). Аристотель — афинский философ (384—322 гг. до н. э.), ученик Платона; в 343 г. до н. э. был приглашен Филиппом в учителя к тринадцатилетнему Александру и обучал его около трех лет. Аристотель, как об этом свидетельствуют античные авторы, оказал на Александра большое влияние. В дальнейшем, однако, царь перестал доверять философу, и отношения между ними испортились (Плутарх, VIII и LV). Вопреки этим свидетельствам, в сербской Александрии Аристотель выступает в качестве ближайшего друга Александра до самой смерти последнего. В средние века Аристотель был одним из немногих античных философов, труды которых допускались и частично даже пропагандировались отцами церкви. Этим, по-видимому, и объясняется отклонение средневековых Александрий от античной традиции и превращение Аристотеля в наставника и руководителя христианизированного Александра не только в детские годы, но и в годы Восточного похода.
вернуться
Яйце напрасно испусти на крило шатра Филиппова... с постели. — В южнославянских текстах рассказывается, что из яйца, сброшенного орлом, вылезает змея; Аристотель видит в этом подтверждение сна Филиппа (Нов., стр. 9; Яг., стр. 225). У Псевдокаллисфена этот рассказ еще более развернут: Филипп получает это пророчество до рождения Александра; «мал змииць», вылезший из яйца, пытается вновь в него влезть, но просовывает только голову и умирает; философ Антифонт объясняет царю, что «змий убо царский образ есть» и что сын его завоюет весь мир, но умрет на чужбине (Хронограф. Александрия, стр. 14).
вернуться
Омировы писмени — произведения Гомера (в славянском написании — Омира), неоднократно и дальше упоминаются в сербской Александрии (см. выше, стр. 204 и ниже, прим. 81).
вернуться
Илииду и Диосию. — Имеются в виду гомеровские поэмы «Илиада» и «Одиссея».
вернуться
Агрен велики — в южнославянских текстах «органь великый», что также не дает ясного смысла. Вероятнее всего, речь идет о логических сочинениях Аристотеля, которые в Византийский период были объединены под названием «Органон». Однако в греческом тексте сербской Александрии в этом месте названы «искусство Олимпиады» и «песни» (Истрин, стр. 9). Возможно, что «агрен — органь великий» — это искаженное «агон великий», т. е. «великое соревнование» — Олимпийские игры.
вернуться
Птоломея юношю. — Как видно из дальнейшего, автор имеет в виду одного из ближайших сподвижников Александра, правившего после его смерти в Египте под именем Птоломея (Птолемея) Сотера (305—283 гг. до н. э.). О юношеской дружбе Птоломея и Александра говорят еще античные источники (Плутарх, X). Однако утверждение, что Птоломей был сыном знаменитого полководца, противоречит античной традиции (ср.: Юстин, XIII, 4). Автор сербской Александрии, по-видимому, путает его здесь, как и в конце повести (см. стр. 71), с Птоломеем Братолюбивым (Филадельфом), действительно сыном полководца. В дальнейшем изложении сербской Александрии Птоломей играет видную роль, участвуя в битвах вместе с Филоном. Ему и Филону поручает умирающий Александр свою жену и мать (стр. 69).
вернуться
и акинотос, и кринос/фронитор, и расию же, и аксидосе, вписано бяху по своему подобию. — Речь идет о широко распространенных в древности астрологических таблицах, на которых были изображены и написаны названия небесных планет и отождествлявшихся с ними богов; обычно изображались семь планет: Зевс, Кронос, Афродита, Арес, Гермес, Селена и Гелиос. Приведенные здесь названия и являются сильно искаженными именами этих богов, которые в греческом тексте сербской Александрии названы правильно. Если в именах Криноса и Фронитора можно угадать Кроноса и Афродиту, то имя Расия настолько искажено, что могло заменить Ареса и Гермеса. Акинотос, по предположению А. Н. Веселовского, заменило эпитет Зевса (Κέρινος — «воздушный»), (Веселовский, стр. 151), а «аксидосе», возможно, испорченное слово «ξιος — «достойный», «уважаемый». Имена, названные в южнославянских текстах (Нов., стр. 12; Яг., стр. 227), также не дают возможности установить первоначальный текст.
вернуться
ринув его с великие горы/ Геотьскаго камени, близу сущу царскаго судища. — В южнославянских текстах сербской Александрии Александр сбрасывает Нектанеба с «регетоньскаго (вар. — регетоского) камене близь судишта царьскаго» (Нов., стр. 13; Яг., стр. 228); в греческом тексте этому соответствует «пещера» τό σπήλαιον. У Псевдокаллисфена (Хронограф. Александрия, I, 14, стр. 17) убийство Нектанеба Александром не имеет такой мотивировки, какую дает ему сербская Александрия: Александр убивает Нектанеба только потому, что тот учит небесной премудрости, не зная земных дел (этот мотив Псевдокаллисфена совпадает с басней Эзопа «Астролог» — в издании Хаузрата, № 40). Мотивировка сербской Александрии, более последовательная сюжетно, сближает ее с популярной в мировой литературе темой пророчества, исполнившегося именно благодаря тому, что герой пытается его опровергнуть: в древнерусской литературе это рассказ о смерти Олега, в греческой — легенда об Эдипе, которая еще ближе к Александрии, ибо Эдип, так же как Александр, убивает своего неизвестного ему отца. Этот сюжетный мотив сербской Александрии восходит, очевидно, к какому-то довольно древнему источнику, так как он встречается и в польско-белорусском тексте латинской «Истории о битвах» Леона Неаполитанского (ср.: Александрыя. Рэдактор чл.-кар. АН СССР В. И. Баркоуски, складальник У. В. Ашчэнко, Миншск, 1962).
вернуться
и до сего дни ни единому ведущу. — Здесь русский текст сербской Александрии отличается от южнославянских (Нов., стр. 13; Яг., стр. 228), где Нектанеб объясняет, что одна Олимпиада знала тайну происхождения Александра. Двусмысленность поведения Олимпиады подчеркивается в южнославянских текстах также и в других местах (см. выше, стр. 204). В русском тексте Олимпиада далее рассказывает сыну «еже сътвори с него Нектонав». Эти слова можно понимать в том смысле, что только теперь из рассказа Александра Олимпиада поняла, что мнимым Амоном был переодетый Нектанеб. В этом отношении русский текст Александрии ближе к Псевдокаллисфену (I, 14), где определенно указывается, что Олимпиада только из рассказа Александра с удивлением узнала об обмане Нектанеба (Хронограф. Александрия, стр. 18).