Но в большинстве сетевых «педий» вы опять же непременно обнаружите, что он «воевал в Афганистане». С толстым намеком на то, что был там настоящим коммандос, постигшим ужасы войны.
Именно. И какое-то время я не мог понять, зачем им все эти враки, уж больно жидковат раствор для пьедестала под памятник. Пока не понял главного: если этих врак не будет в его биографиях, то как объяснить его мизантропийные провалы в подземелья ада, его болезненную тягу к ковырянию в психических фекалиях рода человеческого, к живо-мертво-писанию даже не порочного в человеке, а вообще не человеческого, запредельного, именно инфернального… Иногда сравнить отдельные фрагменты его творчества можно разве что с деятельностью персонажей вроде немца Гюнтера фон Хагенса, известного как «доктор Смерть»…
И самое подходящее объяснение всему этому в нем и в его творчестве исследователи находят в его «героическом тяжком прошлом», в «страшном опыте войны». Получается – вроде черт с ним, с реальным Балабановым, который вообще там не бывал, в этом Афгане, ведь творцам современной культуры как информации важна именно эта «правда о войне», во имя которой можно и соврать тысячу раз, которой только одной и можно объяснить его великое творческое безумие…
Я не видел ничего хорошего в той Афганской войне, хотя и не осуждал ее в те годы. Скажу еще раз: тогда, в 80-е, был таким, как все, ведь по большому счету мне было нечего сказать – и я еще не умел сравнивать одно с другим, не мечтал о свободах, не проклинал несвободы и косность мысли. Оппозиционером стал уже потом – уже к новой власти. Когда пришло время свобод и установило эту новую власть не без участия подходящего культурного инструментария. Но что-то понимать о той войне я стал еще тогда.
Война очень многое и многих у нас погубила. Она вообще была не нужна, с поправкой на то, конечно, что память ее героев и ветеранов не должна быть предана этим пониманием. А когда в 2007 году мне дал в интервью свои мысли о ней Леонид Шебаршин, недолгое время первый человек в КГБ, ориенталист, в далеком прошлом резидент советской разведки в Тегеране, все в извилинах у меня стало на свои места. На изломе от Горбачева к Ельцину Шебаршин был Ельциным и отставлен. Он признался мне в том интервью: «Считайте меня русским националистом». Тогда можно было такое сказать – и даже больше с гордостью, чем с опасением за свой пиар. Он был против войны в Афганистане, сказал, что она была авантюрой.
И Балабанов ругнул ту войну со злостью – и тоже постфактум. Он подступался к ней как бы с нескольких сторон, в разных своих фильмах. Прежде всего, чувствуя в теме мощную конъюнктуру и потенциального зрителя.
И возвращаясь все же к той его фразе о перестройке… Сам он был не столько глашатаем свободы и правды, сколько бунтарем метафизическим, по случайной причуде ли, по нраву. Так, он рассказывал, кажется, в интервью «АиФ», что однажды пьяный переплыл Волгу, потом возвращался уже ночью. Может, и приврал – не знаю. Мне кажется, что и война его влекла как таинство несущего смерть случайного, в войне всегда есть мистика.
Лехин груз
Толкуется, что «афганский синдром» как бы главным фоном проходит в балабановском триллере «Груз 200». И что само это кино режиссер сделал антивоенным памфлетом. Возвысил голос, понизив ракурс. Но увы – памфлета не получилось. Из негодного материала ничего хорошего и не могло выйти.
Безумно тягучие кадры психотипии мента-маньяка… изнасилование девчонки, прикованной к койке, на которой лежит труп ее жениха, убитого в Афганистане и присланного «грузом 200»… А потом и другой персонаж в исполнении актера Серебрякова пытается насиловать бутылкой из-под шампанского…
Сочинено как бы и с аллюзией в сторону фолкнеровского «Святилища». Очень многие детали и ходы Леша «импортировал» оттуда – вот разве что там, кажется, насилуют кукурузным початком… Если что, всегда можно сказать: да – слямзил из-за океана, так американский классик описывал поганую действительность… теперь уже и не американскую… Но тем и «отмазаться» можно: Заметьте, не сам я это выдумал! Не Балабанов породил этих монстров – было до меня…
Мой вердикт совпадет с мнением большинства «непродвинутых» кинозрителей в нашей многострадальной ойкумене: такие «вершины» в кинематографе могли покориться только Балабанову. Не стоит исключать, что это был и явный парафраз-алаверды с темы его учителя Германа в жестко антисоветском и антирусском кино «Хрусталев, в машину». Там мастер черно-белого кино с упоением обрывает все реплики персонажей до полного безумия и воспроизводит такое же действо, как и у Балабанова, – только другим предметом… Балабанов словно бы даже предлагает повторно свои творчески удвоенные извинения мэтру, поначалу усмотревшему в его «Брате» признаки антисемитизма и обидевшемуся на ученика.