В венециановских сатирических листах французские актрисы, парикмахеры, «мадамы», содержательницы лавок и домов свиданий — лишь удобная ширма для выставления напоказ и осмеяния пороков отечественного дворянства. В атмосфере ненависти к врагу современники видели в офортах Венецианова прежде всего одну сторону: омерзительно уродливых французов, олицетворяющих обман, сводничество, разврат. Никто ни в цензуре, ни в правительственных кругах не заметил, что порокам этим предаются-то не иноземцы, они выступают лишь в роли пособников, а русские дворяне. Иными словами говоря, Венецианов в этой серии продолжает то, что он начал в своем «Журнале карикатур».
Гравюры неплохо исполнены, повествовательны, забавны, а то и просто злы. И все же они очень уступают теребеневским и по образному началу, и по уровню художественности. Сегодня они воспринимаются скорее фактом истории, чем выдающимися произведениями графического искусства. Как и «Вельможа», они воздействуют скорее литературным содержанием, чем его образным, художественным воплощением. Сами названия уже отражают идею, разглядывание листов добавляет подробности чисто сюжетного порядка: «Мадамов из Москвы вить выгнали», «Изгнание французских актрис», «Французское воспитание», «Французский парикмахер» и другие.
На первый взгляд может показаться, что эти сатирические листы ничем, кроме времени их создания, не связаны с войной 1812 года. Но так может показаться только теперь, в наше время. Тогда же, в контексте эпохи, офорты Венецианова воспринимались совсем иначе, наиболее прозорливые современники вычитывали и такую мысль — вот чем занимаются дворяне в тяжелую для родины годину. Именно поэтому венециановские листы наряду с другими пользовались такой популярностью. Один из современников свидетельствует, что сатирические листы продавались нарасхват во всех магазинах и даже в табачных лавках. Число зрителей умножалось и благодаря небольшим выставкам, которые делались и постоянно обновлялись в витринах некоторых магазинов.
Оборотная сторона галломании — уничижение всего русского, отечественного, национального. Карикатуры Венецианова — не шарж на сиюминутные события, а сатира на устоявшиеся пороки. Его «французики» (и француженки) «из Бордо» уродливы. Его русские дворяне — ничтожны, подвержены низменным страстям, невежественны, смешны с их нелепыми претензиями. Венецианов мастерски рисует именно эти качества, чтобы резко отделить своих героев от высокообразованных русских людей, последователей просветительских идей Дидро, Вольтера, Руссо, изучавших французский язык не для того, чтобы блеснуть парой фраз в гостиных, но чтобы свободно читать то, что в России еще не было переведено, чтобы быть на уровне всеевропейской философии и эстетики. Еще одно свидетельство популярности сатир Венецианова и Теребенева в том, что они использовались на фарфоровом заводе Гарднера в качестве образцов для росписи чашек и блюдец. Карикатуры применялись как украшения предметов каждодневного быта. Как же велик должен был быть патриотический накал в обществе, чтобы подобное могло произойти!
А взлет патриотизма Россия переживала небывалый. Конечно, нельзя равнять сам факт физического разгрома Наполеона с расцветом идеи патриотизма. Но сопоставить следствие того и другого вполне допустимо. Победа над Наполеоном не принесет России ничего, кроме ужесточения крепостнического режима. Но оплаченный дорогой ценой кровопролитной войны патриотизм еще многие годы будет питать русское искусство и литературу, русскую общественную мысль, побудившую декабристов к восстанию.