Рядом с аристократией мы видим сенат, который, очень вероятно, пополнялся за счет ее представителей. Какими возможностями в те времена располагал византийский сенат, наследник римского? Г-н Лекривен[83] полагает, что он играл роль законодательной власти, но определить эту роль очень трудно. Действительно, мы знаем, что законодательную власть у сената отняли[84], и тем не менее Вотаниат читает новеллу именно перед ним[85]. Во всяком случае, в делах о ереси сенат, конечно, играл роль — мы увидим, как он участвовал в процессе Итала и проводил предварительное следствие вместе с представителями патриарха[86]. Принял он участие и в дебатах церковного собора, созванного для осуждения Льва Халкидонского. Главное, у сената был престиж, связанный с его названием. «Его власть далеко не слабела, она росла до самого падения Константинополя. Несмотря на деспотизм правительства, сенат выгадывал от врожденного порока империи — отсутствия наследования власти, отсутствия императорской фамилии. Эта аристократия штатских и военных чиновников образовала, при недолговечных династиях, постоянную корпорацию, значение которой было тем больше, что империя представляла собой не более чем администрацию, а резиденция сената находилась в ее административном центре — Константинополе. Это был один из главных органов власти Византийской империи — в той же степени, что император, Святой дворец и народ Константинополя»[88]. Права избирать императора у него больше не было, но он всегда это избрание утверждал[89].
Наряду с аристократией и сенатом существенную роль играла армия. Ее надо представлять себе скорей как римские легионы, чем как западноевропейские армии, в которых в ту эпоху важнейшую роль играла личная храбрость[90]. Военная экспансия Византии началась со вступлением на престол Македонской династии. Ее первым важным успехом было завоевание Крита в 961 г. С тех пор, в славные царствования Фоки, Цимисхия, Василия Болгаробойцы, завоевания следовали одно за другим, укрепляя боевой дух и значимость армии. Отныне войска уже имели традиции, уставы; для них писали трактаты по тактике[91]. Воины были важным фактором в империи. Константин VII Багрянородный в одной из новелл говорит, что армия для государства все равно что голова для тела[92]. Пселл, которому любой милитаризм был противен, писал, что армия — это нерв государства[93]. После смерти Болгаробойцы армия обнаружила, что эпоха больших и выгодных походов на болгар и нечестивых агарян для нее закончилась. Начиная с мятежа Маниака центральная власть ощущала непреодолимое недоверие к себе со стороны военного элемента. С тех пор армия проявляла открытую враждебность в отношении власти, опасавшейся мятежа в любой момент[94]. Как раз этот дух неповиновения и проявился в провозглашении Исаака Комнина василевсом, так что в восшествии Комнина на престол надо видеть победу военной партии. Исаак сам постарался заверить, что намерен придать своему царствованию военный характер, и велел изображать себя на монетах с мечом в руке. Но отречение Комнина быстро лишило военную партию превосходящей позиции, которую та, как ей казалось, закрепила за собой. Новое значение армии придали нашествия турок; но после поражения Романа Диогена большие походы временно прекратились. С тех пор ни один император не вставал во главе своих войск, и, совершенно естественно, армия привязывалась к своим полководцам, Вриенниям, Вотаниатам, Комнинам, стараясь делать их императорами[95].
Политические инициативы военной партии провалились в результате усилий партии, которую мы знаем плохо. Царствование Зои было чрезмерно благоприятным для расширения влияния дворцовых служащих и, в частности, евнухов императорского гинекея[96]. Они использовали доверие к себе, чтобы раздавать должности и почести своим ставленникам. Так сформировалась партия, которую можно было бы назвать гражданской в противоположность военной. Вся политика этой партии сводилась к тому, чтобы сохранять свое влияние всеми возможными средствами и прежде всего — отстраняя от дел тех, кто мог бы свергнуть их власть. При императрице Феодоре эта партия была всемогущей, она добивалась удаления способных полководцев, как Исаак Комнин или Вриенний, и поддерживала бездарного воина Никиту[97]. Именно вожди этой партии выбрали в преемники Феодоре патрикия Михаила Стратиотика, которого заставили поклясться, что он всегда будет с ними советоваться[98]. Недоверие, которое Стратиотик по наущению гражданской партии выказывал армии, привело к мятежу Исаака Комнина[99]. Побежденная им, эта партия возродилась при слабых преемниках этого василевса. В царствование Евдокии она вернула себе все влияние, и мы увидим, что в событиях, предшествовавших восшествию на престол Алексея Комнина, она сыграла важную роль.
85
91
92
93
Cp. Μιχαήλ Ψελλος. Βυζαντινής ιστορίας έκατονταετηρίς (976–1077) // Μεσαιωνική Βιβλιοθήκη / επιστασία Κ.Ν. Σάθα. Τόμος Δ’. Αθήνησι: εν τω βιβλιοπωλείο των τέκνων Α. Κορόμηλά, 1874. Σ. 58.
94
Ср. Μιχαήλ Ψελλος. Op. cit. Σ. 210–211. —
95
Cp.
96
Ср.
98
Ανωνύμου Σύνοψις χρονική // Μεσαιωνική Βιβλιοθήκη / επιστασία Κ.Ν. Σάθα. Τόμος Ζ\ Εν Βενετία: Τύποις του Φοίνικος, 1894. Σ. 163. —
99
Μιχαήλ Ψελλος. Op. cit. Σ. 210–211. —