Гражданская война, вспыхнувшая в то время, облегчила туркам завоевание. В Византии воцарилась анархия, и каждый пытался урвать для себя частицу империи. Руссель де Байоль, один из франкских командиров на византийской службе, мечтал создать себе независимое государство в Малой Азии[63]. Вотаниат, которого восставшие в Азии войска провозгласили императором, обратился к сельджукам за помощью, чтобы идти на Константинополь. Вероятно, этими событиями воспользовались и другие греческие вожди, чтобы стать независимыми, и я вместе с Фишером склонен допустить существование мелких греческих государств в Пафлагонии и Трапезунде[64].
Общая дезорганизация империи сильно упростила туркам продвижение; надо добавить, что им посчастливилось оказаться под властью трех выдающихся людей подряд — Тогрул-бека, Алп-Арслана и Малик-шаха. Даже не исключено, что население империи, задавленное налогами, не слишком враждебно воспринимало завоевания турок[65]. Последних всегда изображают безжалостными и жестокими по отношению к побежденным, однако надо принять в расчет мнение Самуила Анийского, изобразившего Малик-шаха идеальным образцом государя[66].
Итого к моменту восшествия Алексея Комнина на престол турки владели в Малой Азии Кесарией Каппадокийской, Иконием, Филадельфией, Смирной, Себастией, Неокесарией. Греки еще были хозяевами северных провинций — Ираклии Понтийской, части Каппадокии[67], Пафлагонии, Трапезунда[68].
Таким образом, с внешней стороны упадок был полным; ему значительно способствовали внутренние раздоры византийцев. Весь период, о котором я только что говорил, был заполнен борьбой партий за власть. Прежде всего мы встречаем очень сильную аристократию: «Все памятники правовой документации из провинций наряду с præsides [председателями (лат.)] или стратигами, чиновниками фиска, епископами и игуменами монастырей сообщают о могущественных местных домах, которые злоупотребляют старинными правами патронажа, посягая на свободу подданных империи»[69]. Было выдвинуто утверждение, что эта аристократия состояла из городских семейств, которые, как в Италии, образовали особую касту[70]. Но такая трактовка неточна. Лев Мудрый отменил всякую городскую автономию, потому что «эти учреждения, — пишет он в своей новелле, — более не соответствуют существующему порядку вещей, при котором один только император должен заботиться обо всем»[71]. Эта новелла уничтожила влияние старинных семейств. Однако есть несколько примеров его сохранения, прежде всего, должно быть, в отдаленных провинциях; так, у Никифора Вриенния мы читаем, что в конце XI в. в далеких провинциях Азии еще некоторое влияние имели архонты[72]. Тем не менее это были лишь исключения. Чаще всего старая аристократия трансформировалась и приспосабливалась к новым условиям, в которых оказалась.
При Льве Мудром окончательно восторжествовала бюрократия. И старинная аристократия поняла: чтобы по-прежнему играть некую роль, нужно войти в состав всемогущей администрации. Ей легко было проникнуть в новую иерархию. Действительно, в Византии все должности, за исключением высших правительственных, если и не были совсем продажными, тем не менее требовали от тех, кто их получал, выплатить некую денежную сумму по тарифу, очень высокому[73]. Тем самым аристократия получала преимущество и могла за деньги приобретать должности или почести. В самом деле, продавались не только реальные должности, но и почетные титулы, что существенно упрощало провинциальным землевладельцам доступ в ряды новой чиновничьей и титулованной аристократии. При Романе Лакапине некоторое количество архонтов с Пелопоннеса получило от правительства разные почетные титулы и заняло места в иерархии[74].
64
65
66
68
Трапезунд был отнят турками у греков после поражения Романа Диогена, но в 1075 г. его отбили. Ср.
70
72
73