Скорее всего, дело связано с таинственными обстоятельствами его рождения. Передавая Алексея на воспитание дедушке и бабушке, удаляя его от себя, родители стремились перехитрить те темные силы, которые были вовлечены в процесс его рождения и могли каким-то образом претендовать на него.
В юрте деда и бабушки Собакиных, стоящей на берегу реки Таатты[15], маленького Алексея окружал такой же веками отстоявшийся якутский быт, как и в семье родителей.
Много времени воспитанию внука уделяла бабушка, Ирина Дмитриевна Собакина. Долгими зимними ночами рассказывала она внуку сказки.
Здесь услышал он впервые и олонхо…[16]
Известно, что в юрте Собакиных часто бывали и знаменитые олонхосуты[17] И. Винокуров-Табахыров, Н. Малгин, А. Татаринов и маленькому Алексею Кулаковскому посчастливилось слушать их.
«Я увлекаюсь одной поэзией, а следовательно и формой, в которой она облекается для своего выражения, то есть якутскими сказками и песнями, — писал он составителю «Словаря якутского языка» Э. К. Пекарскому. — Будучи малолетним, я целые ночи просиживал «под челюстями» сказочника, слушая его сказки, легенды и остуоруй[18]».
Из воспоминаний народных якутских писателей Д. К. Сивцева-Суоруна Омоллоона, П. А. Ойунского, В. С. Яковлева-Далана известно, что вечера для олонхосутов проводились как большие праздники и к моменту начала исполнения олонхо, окружающие спешили завершить домашние работы и рассаживались вокруг олонхосута, устроившегося на табуретке около камелька.
Вначале импровизатор без усталости говорил скороговорками, горловым пением вводил слушателей в единое с ним психологическое состояние.
И как будто распахивались стены юрты и слушатели «летели» по трем мирам олонхо. Используя различные тембры голоса, темпы, умело переходя от мужского голоса к женскому, талантливый олонхосут раскрывал древнюю историю народа, его веру, религию, мировоззрение.
Человек, воспитанный в атмосфере взаимопроникновения и взаимопонимания в мире олонхо, понимал и смысл жизни, осознавал себя и начинал думать не только о себе, но и о судьбе своего народа.
«Воспевающие красоту природы и жизни, якутские образы, воплощающие мечту и фантазию старинных людей, — пишет Г. У. Эргис, — воспитывали эстетические чувства народа, формировали характер людей»[19].
«Взгляните на якутскую семью, слушающую в долгую зимнюю ночь сказочника, — рассказывал сам Кулаковский. — Все — и стар, и млад скучились вокруг него, словно голодные дети вокруг матери. Тут и дряхлый дед, которому покой на наре дороже всего. Его ничто, кроме родной сказки, не заставило бы добровольно оторваться от теплой постели. Тут и отец семейства, мужчина зрелых лет с утилитарным мировоззрением, которого пустые забавы вроде «остуоруйа» более не интересуют и который после дневных работ сильно устал и желал бы предаться обычному отдыху. Здесь же сидит со своим шитьем забитая дрязгами и заботами дня хозяйка дома. Ей сон весьма нужен, так как встает раньше всех, ложится позже всех и устает больше всех. Тут сидят даже малыши, прекратившие свои обычные шалости и капризы, а также подростки, которым мало понятны слова поэзии, но которых сильно увлекла фабула и фантастичность сказки. Тут же бодрствует и случайный гость, которому завтра предстоит встать рано и пуститься в дальний путь… Слушают все с затаенным дыханием, сильно увлекаясь и стараясь не проронить ни одного слова… Каждый позабыл свои заботы, свое горе и унесся в волшебный, прекрасный мир чарующих грез… А сам сказочник, как истинный поэт, увлекся больше всех, у него даже глаза закрыты, чтоб окончательно отрешиться от грешной земли с ее злободневными дрязгами и прозой; он закрыл пальцем отверстие одного уха, чтобы звонче раздавалось в мозгу собственное пение, под такт которого мерно покачивается его туловище. Он забыл про сон, про отдых, про всё на свете… В глазах слушателей сказочник совершенно преобразился: это не прежний знакомец Уйбаан, а какое-то сверхъестественное прекрасное существо, окруженное таинственным ореолом»…[20].
Л. Р. Кулаковская в «Научной биографии А. Е. Кулаковского» говорит, что ее дед с детских лет впитал в себя дух и мудрость народной поэзии, приобщился к вековым традициям и обычаям предков.
«Высокая духовная культура народа: верования, фольклор, народная мораль и педагогика, а также генетическая расположенность к творчеству — вот те истоки, генерировавшие зарождение якутской письменной литературы, письменной философии, и они являются определяющими», — пишет она.
15
Юрта эта, хотя в советские годы и стоял тут скот, сохранилась до наших дней. Уцелела даже полка, на которой стояли у Собакиных иконы.
16
Олонхо — самый крупный эпический жанр якутского фольклора. Главное содержание олонхо составляют героические подвиги богатырей в эпическую эпоху «распрей» и «битв». События эти развертываются в пространстве трех мифологических миров — Верхнего, Среднего и Нижнего.
По сюжетной теме олонхо можно разделить на три типовые группы:
а) олонхо с более ранними типами сюжетов о заселении Среднего мира потомками божеств айыы, от которых пошло племя ураанхай Саха;
б) олонхо о родоначальниках племени, предназначенных божествами быть прародителями ураанхай саха. Герой совершает героический поход за невестой, которую добывает, побеждая соперников в богатырском единоборстве;
в) олонхо о защитниках племени с главным героем Ньургуном Бооту-ром или Мюльдю Бёгё.
17
Олонхосут — мастер словесного искусства, обладающий свободной поэтической импровизацией, техникой горлового пения «кылысах», которая представляет собой уникальный феномен горлового пения якутов. Олонхосуты держат в своей памяти десятки тысяч стихотворных строк. Песни в олонхо представляют собой прямую речь персонажей и исполняются олонхосутом в том стиле, которого требует происхождение героя олонхо.
Таатта стала в конце XIX–XX веке своеобразной «школой» скази-тельства со своими традициями. Начало тааттинской эпической традиции положили легендарные олонхосуты Логуй, Кээмпэс, Килээмпир. Их традиции продолжили И. В. Винокуров-Табахыров, Н. Малгина, К. Г. Оросин.