- Ты накачал меня наркотиками, - обвинила я его, мой голос был хриплым, как наждачная бумага.
Ублюдок даже не потрудился это отрицать. Если бы я не был так чертовски слаб, я бы убил его. Даже в моем тошнотворном состоянии его действия наполнили меня таким глубоким гневом, что я увидела красный цвет. И звезды, но в основном красные.
Я сделала несколько успокаивающих вдохов, мое затхлое кисловатое дыхание проникло в ноздри, и мне пришлось бороться с желанием подавиться. Дыши, Аврора. Дыши.
Гнев был таким горьким, что поднялся в моей груди, схватил за горло и сжимал до тех пор, пока у меня перед глазами не забегали звезды. Это была моя самая большая слабость. Мой характер.
Моя рука дрожала от гнева, когда я оттолкнула его и, спотыкаясь, побрела в ванную; Алексей наступал мне на хвост. Я едва успела сделать это, пока у меня не подкосились ноги, и я бы оказалась на коленях, если бы он не оказался сзади и не обнял меня.
“ Я собираюсь убить тебя, - прохрипела я, и ирония моей ситуации не ускользнула от меня. Я была слишком слаба, чтобы стоять после того, как меня накачали наркотиками, и угрожала убить своего похитителя.
Он ничего не сказал, и мне не нужно было оглядываться, чтобы почувствовать его апатичный взгляд. Я застонала, когда мой желудок скрутило.
“ Мне нужен имбирный эль, - пробормотала я, и дрожь пробежала у меня по спине. Никто, кроме моих братьев, не знал о моей реакции на успокоительные. Потребовался всего один раз, чтобы испытать это и понять, что мое тело плохо на это отреагировало.
И этот гребаный мудак накачал меня по полной программе.
Медленно, опускаясь на задницу, я опустил голову между колен и ровно задышал. Это было худшее из ощущений. Казалось, что это происходит с кем-то другим, но тошнота и боль были моими. Я не потрудилась проверить, был ли Алексей со мной или нет. Я просто молился, чтобы передо мной волшебным образом появился имбирный эль, чтобы я мог успокоить свой желудок. Или сахарная вода ... что-нибудь.
Садистская часть меня хотела позвонить своим братьям и рассказать им, что этот придурок сделал со мной. Потом я сидел и смотрел, как они убивают его, пока ел попкорн и пил газировку. Боже, я почти мог представить, как это было бы весело. Я мог бы спасти его в последнюю минуту. А может, и нет. Это все еще обсуждалось, учитывая, как плохо я себя чувствовал.
Рядом со мной раздался хлопок газировки, и я приковала к нему взгляд. Алексей опустился до моего уровня, протягивая мне газировку. Я сморщила нос.
“Я не пью из банки”. Ладно, это прозвучало немного дерзко, но взросление с отцом-гермафобом немного сказалось. После того, как вы все свое детство слышали комментарии о крысах, облизывающих крышки от банок на складах, было трудно не думать об этом, когда вы пили прямо из банок.
Алексей выпрямился во весь рост, грациозный, как пантера, и я подумала, что он оставит меня на произвол судьбы, но, к моему удивлению, он достал стакан, вымыл его, затем налил в него немного имбирного эля и вернулся ко мне с ним.
Я нетерпеливо выхватила стакан у него из рук и проглотила. Только за это я спасу его задницу от своих братьев.
“Не пей слишком быстро”, - предупредил он. Он, конечно, был прав. Я заставила себя притормозить, чувствуя, как пузырьки стекают по моему горлу.
Враждебность, смешанная с предательством, тяжело повисла в воздухе, когда наши взгляды встретились. Синий. Этот цвет всегда будет напоминать мне об этом мужчине. Это был его цвет. Синий, окутанный тьмой, и в глубине его взгляда мелькнуло что-то порочное.
Секунды тикали, хотя казалось, что прошли часы. Я была глупа, предложив этому человеку хотя бы частицу своего доверия. Даже сейчас, зная, что он накачал меня наркотиками, я должна была сказать себе сохранять бдительность, потому что что-то в этом человеке потрясло мои устои.
“Либо я, либо Игорь делали тебе укол”. Его недоделанное объяснение удивило меня. Но в его глазах была правда. Мой инстинкт подсказывал мне, что он прикроет мою спину, хотя я не всегда соглашалась с тем, как он это сделает. “Я не верила, что он не убьет тебя. Или причинит тебе боль. Я бы пришел в ярость, и это разрушило бы наши планы.
“О”.
Его голос был низким, но страстным, отчего по мне разлилось тепло. Это было нелепо. Он произнес это так, будто заботился обо мне. И от того, как он смотрел на меня, у меня по спине пробежали мурашки. Мы уставились друг на друга, и что-то тревожное мелькнуло в глубине его арктической синевы.
Я изучала выражение его лица, или его отсутствие, и все это время в его глазах горело что-то тревожное. Я не понимала этого, но мое тело реагировало на это. Я не понимал такой реакции на него. Я не понимал его. В тот момент, когда я думал, что он психопат, убийца-невротик, он говорил или делал что-то, что заставляло меня сомневаться, понимаю ли я вообще что-нибудь об этом человеке.