15-й причал был рассчитан и построен своими силами. Опыт тем более ценный, что начиналась новая страница ТИСа – причального строительства. Без всякого преувеличения – она была и еще надолго останется самой яркой в морской истории Украины. Все вместе украинские порты не построили столько причалов, как ТИС. Причем, мы строили их с глубинами для океанских кораблей – до 15–17 метров осадки. Это значит, что у наших терминалов «панамаксы» и контейнеровозы могут грузиться по ватерлинию, тогда как в других портах их традиционно догружают на рейде.
У каждого из пяти новых причалов по-своему интересные и разные биографии. Общее – что их крестным отцом и повивальной бабкой одновременно был Алексей Михайлович. У него была замечательная черта – он не знал таких слов, как нельзя, невозможно, безвыходная ситуация и прочая. Он говорил – думайте. Думайте и предлагайте решение.
Думать надо было быстро. Как инженер, я могу утверждать, что у нынешнего ТИСа есть запас прочности как минимум лет на 50–70. Это немало, если учитывать стремительное развитие и портовой механизации, и технологий морских перевозок. Как и десять тысяч лет назад, водные пути еще долго будут оставаться самыми экономичными и скоростными. Но помимо физической прочности и технической надежности, Алексей Михайлович заложил при создании ТИСа еще один параметр, который является важнейшим для успеха. Это – публичность. Ее синоним – открытость для всех участников рынка. Поясню важность этого обстоятельства на примере.
Все участники общества входили в него через инвестиционные программы. Возможно, повторю это еще раз, заглавную роль среди них сыграл Алексей Михайлович Федорычев. Но при этом у него нет никаких приоритетов по отправке грузов от причалов ТИСа. Если есть очередь, к примеру, на отправку минеральных удобрений, он будет стоять в этой очереди наравне со всеми. Это сто раз обсуждено, проговорено и предусмотрено во всех договорах. Мы никого не щемим на рынке, следовательно, не создаем кому-либо конкурентных преимуществ перед партнерами.
К нашему принципу публичности у многих коллег был известный скепсис. «То есть вы хотите сказать, что бизнесмен вложился в строительство, к примеру, угольного терминала и не имеет права первоочередной отправки угля? И без скидки для себя?» – уточняли они. Мы подтверждали. И знали, каким будет следующий вопрос – зачем тогда инвестировать. И ответ у нас был готов – чтобы и сформировать полную собственную транспортную цепь, и зарабатывать на перевалке грузов. Мы, как терминал, в отличие от наших клиентов, производим не товары, а услуги. Чем больше ТИС заработает на перевалке, тем выгоднее инвестору, вложившему деньги в предприятие.
Традиция льгот, скидок и привилегий, намертво укоренившаяся в государственных портах, есть отрыжкой совковых, если не сказать барских принципов. Хочу – казню, хочу – милую. Для Алексея Михайловича, люто ненавидевшего совковость во всех проявлениях, публичность ТИСа была еще нравственным правилом, а скидки он рассматривал исключительно как инструмент привлечения интересных грузопотоков. Он признавал свободу как абсолютную ценность.
Его идея публичности в работе органично сочеталась с естественным, от нутра идущим демократизмом в одежде, в общении, в стиле руководства. Казалось бы, такое большое и сложное предприятие, как ТИС, требует жесткой руки, беспрекословного подчинения, что, если без обиняков, называется авторитаризмом. Именно так управляется большинство компаний, и наши коллеги из таких компаний с немалым удивлением наблюдали за нашими взаимоотношениями с Алексеем Михайловичем. Они никогда не были панибратскими, дисциплина, дистанция даже и четкое выполнение его поручений были нерушимой нормой. И вместе с тем между нами и Алексеем Михайловичем не было, условно говоря, даже тончайшей перегородки. Он был всегда наш и с нами. Если кто-то, вольно или невольно, нарушал эти общечеловеческие принципы равенства в отношениях, он удивленно поднимал брови – ни распеканий, ни выволочки, ни предупреждений. Он удивлялся, что это сделал человек, в которого он поверил. И лучше было бы впредь подобной оплошности не допускать. Алексей Михайлович чрезвычайно ценил профессионализм работников, деловую хватку. Но эти качества для него ничего не стоили, если в них не было нравственной основы. Дело давнее и призабытое, но однажды он так поднял брови, глядя и на меня.
Виктор, водитель моего служебного автомобиля, по каким-то семейным причинам ушел из дому. Со съемными квартирами тогда было непросто, и он несколько ночей ночевал в шоферской комнате. Я об этом знал, но постеснялся беспокоить Алексея Михайловича, чтобы его определили в гостиницу, где мы арендовали несколько номеров на случай неожиданных гостей. Но как-то вечером Алексей Михайлович увидел Виктора в шоферской и поинтересовался, почему тот так поздно на работе. Выслушал. Сказал – это не дело. И велел утром зайти к нему и взять направление в гостиницу. Но как раз утром ситуация разрешилась, необходимость в гостинице отпала. Водитель мне об этом сказал, а беспокоить по мелочам Алексея Михайловича постеснялся. Это он так считал – по мелочам. В отличие от Алексея Михайловича, который не забыл спросить у меня, как это получилось, что водитель – без крова.