Не скажу, что его суждения меня удивили. Я знал, что он оказывал серьезную поддержку филармоническому оркестру. Было дело, помогал деньгами и нашему камерному оркестру – эта неожиданная премия была для оркестрантов приятным сюрпризом. Более того, он как-то завел речь о намерении постоянно поддерживать камерный оркестр финансово, и мы даже проговаривали, каким могло бы стать наше сотрудничество. Но, как это заведено в нашем отечестве, правительство вовремя что-то запретило, на что-то наложило эмбарго, грузопоток на ТИС резко упал, а следовательно, упали и доходы, все перенесли на будущие хорошие времена.
Все это я к тому, что благотворительность в понимании Алексея была не суммой добрых дел, а нравственной позицией, частью философии предпринимательства. Имея многолетний опыт работы в европейских странах, я могу говорить, что именно благодаря такому подходу Европа и опережает нас в развитии. Высокие технологии, научные открытия и прорывы – это все следствие того, что называется культурой общества. Так что Леша опережал свое время в понимании приоритетов.
Послевоенная школа Столярского отличалась от остальных городских школ. И не только потому, что мы были учебным заведением специализированным, в старших классах даже получали стипендию. Учились у нас не ангелы, было много переростков, перемены не обходились без подножек и потасовок, мы все были детьми войны – не по нынешнему статусу, а по характерам, воспитанию и царившим тогда обычаям. У наших, по сравнению с ребятами других школ, было чуть-чуть меньше жесткости. И было чисто внешнее отличие – в нашу школу было принято ходить обутыми. Соседняя 121-я с мая по октябрь сверкала на переменках пятками. Теперь уровень бедности тех лет представить трудно, как и трудно представить, что мы на это не обращали внимания. Но, вероятно, приличествующая школе Столярского опрятность – от сандалий до беленьких воротничков – была не последней причиной регулярных стычек с ребятами 121-й. После уроков они с каким-то алчным азартом и удовольствием задирались с нами. И Лешка однажды заявил: мы должны быть, как мушкетеры. Мы ничего не знали о легендарной четверке. И он пояснил главное – один за всех и все за одного. А на следующий день он притащил в школу «Три мушкетера». Книжка ходила по рукам, ее пересказывали и толковали по-своему. Она научила нас храбро складывать портфели в кучу и принимать вызов соседей на поединки. Было это в каких-то совсем младших классах, даже бегло читать умели не все.
Не скажу, что после этого Лешка стал, как теперь говорят, лидером. Но что все признали его первым книжником – факт. Таким он и оставался до самого окончания школы – авторитетом по части книжек. Через него и я, и многие другие ребята открывали литературные высоты. У меня до сих пор стоит на полке пятитомник Чапека, который Лешка высмотрел в буке. У них вся семья была на Чапеке повернута. Стоимость пятитомника была смехотворной, пять пятьдесят, но и таких денег не водилось. Но мы деньги раздобыли, книжки купили, и, помню, Лешка радовался моей покупке не меньше моего.
Само собой, что книжки открывали новые горизонты, давали новое знание. Но, помимо всего, чтение еще и формировало личность интеллектуальную, мыслящую.
Потом, в девяностые, когда большие состояния в основном сколачивали те, у кого был ниже, а то и вовсе отсутствовал нравственный императив, Леша был в бизнес-среде белой вороной. Он относился к малочисленному сегменту предпринимателей-интеллектуалов, категорически не принимая криминально-уголовные «понятия» бизнеса. Я приду к этому выводу потом, когда его уже не станет и когда, как это и бывает всегда, мы начинаем размышлять и понимать, кого потеряли…
Иногда Лешкина начитанность раздражала учителей. Помнится, на уроке русского прозвучало незнакомое слово – сбитенщик. Учительница истолковала его, как мусорщик. Лешка высказал на этот счет сомнение и на следующий урок принес толстенный словарь – и зачитал классу все и о сбитне, и о сбитенщиках. «Сбитень-сбитенек пьет щеголек!». Хотя за всю жизнь я так ни разу не только не пробовал, но и не видел этот «напиток из подожженного меда с пряностями», но – запомнилось.
Учительница Лешку похвалила. Случай показательный – не затаила обиду, а похвалила. Школа Столярского была едва ли не лучшей в Одессе не потому, что туда отбирали способных к музыке. Там десятилетиями складывался и таки сложился особый учительский коллектив. Детей учили учиться, редкость не только по тем, но и нынешним временам. Хотя годы были еще сталинские, как по хронологии, так и по сути, мы всякий раз, собираясь потом своим школьным кругом, с благодарностью вспоминали своих незашоренных учителей.