Пока мы топали к заставе, как будто дразнясь, в небе барражировал вертолет. Мы держались достойно и уже не изображали терпящих бедствие до самого знакового места на пути – камня Чинташ. Величиной с приличный дом, этот гигант был местом привалов для всех, кто возвращался с гор. И вот мы в паре сотен метров от Чинташа, а прямо за него садится вертолет. Ясное дело, что побежали. И были уже почти рядом, как за камнем заревело, и вертолет взмыл в небеса. Отчаяние – весьма приблизительное определение того, что мы испытали при этом. Цепляя нога за ногу, мы дошли до Чинташа и… замерли. За камнем стояли лагерем москвичи. Вертушка, ограниченная по грузоподъемности в горных условиях, свозила сюда снаряжение, чтобы потом все забрать одним рейсом. Нас накормили, напоили чаем, посочувствовали. Отсюда до заставы было лету меньше четверти часа, но летчики только развели руками – за полетное время платят москвичи, договаривайтесь с ними. Договариваться было не с кем – распорядители полетов еще были на горе, а рядовые взять на себя смелость изменить схему полетов не могли. Мы набирались сил и мужества на последний бросок. Подремывали.
Подошел штурман, пнул меня по ботинку в странной липкой глине: «Хорош дрыхнуть. Садитесь. Если по весу превышения не будет, полетим…» Проверяя, не перегружен ли вертолет, летчики поднимают машину на метр-полтора над землей и висят секунд двадцать-тридцать. Не клюет вертушка носом, держится в воздухе уверенно – в добрый путь. Мне казалось, что в тот раз летчики испытывали допустимость загрузки несколько часов.
Мы летели десять минут, четверть часа, двадцать. Мойдодыром и не пахло. Я боялся даже подумать, что судьба улыбнется нам сегодня второй раз. Но первый пилот подтвердил – летим во Фрунзе. Мы пропускали в горах счастье переть пешком сначала до заставы, потом до трассы, где нужно было проситься на лесовозы, груженные горными елями так, что хвосты тащились далеко за прицепом, и поэтому он на двух колесах ехал, а два остальных зависали над пропастью. Мы пропускали ночевки в придорожных харчевнях, которые вскоре будут называть кемпингами, и еще много чего. В том числе и пробуждение тоски по дому, которая тем сильнее, чем ближе дом.
Нам оставалось всего ничего, чтобы сойти в аэропорту, наскрести пару рублей на такси до базового альпинистского лагеря, откуда – прощай, ТяньШань, и здравствуй, Одесса. Но чтобы вертолетчики никогда не сомневались, что память о добрых делах благодарна, мы задержались ровно на столько, сколько надо было, чтобы найти гастроном, затариться выпивкой и закуской и нанести визит вежливости экипажу. Экипаж не возмущался, что его вытащили из сна, я бы даже сказал, что приятно удивился, так как полагал, что фраза «Будете в Одессе, заходите!» была прощальной.
Мстислав Горбенко
Кто ходит в горы, знает цену предчувствию. Жаль только, что оно у каждого свое и что каждый верит только своему. Поэтому никому, и мне в том числе, не удалось переубедить Володю Альперина и Володю Кривошеева отказаться от восхождения на Дых-Тау.
Об их замысле я узнал в Дубае, перед посадкой на одесский рейс. Мы возвращались с Гималаев после удачного восхождения на Макалу, так что сборы отправились на Кавказ без моего участия. Должны были ехать все вместе, но в последний момент Альперин и Кривошеев вместо «Узункол» избрали альплагерь в ущелье Безенги. Что они примерялись к штурму Дых-Тау, догадаться было нетрудно. Последние несколько лет оба Владимира присматривались к ДыхТау, изучали ее, чему было пояснение. Семь лет назад при восхождении на нее погибли трое наших ребят: Костя Леонтьев, Сережа Лебеденко и Саша Ущаповский. Без всякого преувеличения – это было будущее, надежда нашего клуба. Готовили команду отец Кости Вадим Леонтьев и Владимир Альперин. Трагедия произошла, считай, у них на глазах. Ребята погибли под сходом снежной шапки вершины. Так что понять их стремление подняться на гору, раскрыть причину, тайну гибели ребят и как бы доказать Дых-Тау свое превосходство можно.
Альперин и Кривошеев были опытнейшими мастерами. Я пытался было отсоветовать их от затеи, но азарт всегда был составной частью альпинизма, а запреты – не в чести. Единственное, на чем удалось настоять, это на включении в их команду еще троих молодых ребят для подстраховки. Но они таки пошли вдвоем.
Володя Альперин направил мне перед выходом сообщение по мобильной связи, что все идет хорошо, сразу после восхождения планируют возвращение в Одессу. Уже потом я узнал, что гора как будто не пускала их, восхождение дважды откладывалось по погоде, что в последний раз ребята вышли на связь 21 июля в семь утра по Москве. Они ночевали на высоте 4 500, там в июле было скорее тепло, чем холодно. Над Безенги собиралась гроза. На следующий сеанс связи в 11 часов двойка не вышла.