– Да чем везде занимаются инструктора – учу ходить по горам, – говорил Леша. – Только вместо цивильного народа – народ военный, дисциплинированный в лагерь приезжает учиться альпинизму и туризму настоящим образом.
Я в этом убедился сам. Министерство обороны решило в 1983 году совершить восхождение на Эльбрус команды числом сто человек. Оно посвящалось 40-летию снятия фашистских штандартов с вершин и намечалось на 23 февраля – День Советской Армии. Как я теперь понимаю, пропагандистская кампания должна была переплюнуть давнюю геббельсовскую по поводу водружения штандартов на самой высокой горе Кавказа. Вопроса, почему фашистские флаги оказались на Эльбрусе, у меня тогда не возникало.
Леша пригласил меня на эту альпиниаду начспасом. В команду спасателей сразу включили Олега Ерохина, Пашу Зайда, Валерия Розенберга. Ее можно было по необходимости расширять, но изначально предстояло продумать и упредить все нежелательные происшествия. Леша предупредил нас, что команда будет сборной, в общем-то, физически подготовленной, но не альпинистской в нашем понимании. То есть без опыта восхождений.
В Терскол Лешу взяли начальником учебной части, база эта жила, скажем так, особой жизнью. В ней и отдыхали, кому хотелось отдыхать, и проходили горную подготовку, кому по роду службы нужна была такая подготовка. Со свойственной ему инициативностью и знанием дела Леша создал в Терсколе учебно-методический центр подготовки офицеров. Замечу, что в Союзе только в одном военном училище, в городе Орджоникидзе, готовили «горных офицеров».
У Эльбруса, как известно, две вершины. Сначала проходим одну, потом по седловине между ними – на другую. Когда мы оказались между вершинами и шли цепочкой, обозвался сердитый генерал: он всех нас посчитал в свою трубу, проверяя доклады командиров отделений, что никто не отстал, и… обнаружил двоих лишних.
– Командиры групп докладывают, что у них численность строго соответствует спискам, – гремел он по рации Алексею. – Следовательно, лишние только штатские. Разобраться и доложить.
Разобраться было несложно. «Зайцами» среди восходителей оказались спасатель, мастер спорта Паша Зайда, который посчитал, что, коль его обязанности по базе выполнены, то он тоже может сбегать на гору, и Таня Борисевич, студентка нашего технологического института (в этом вузе альпинизм среди девушек был почему-то популярнее всех вместе взятых женских видов спорта). У Тани были теплые дружеские отношения с Олегом Ерохиным, так что никакого секрета, как она оказалась среди военных, не было. Сознаюсь и покаюсь, о «зайцах» я знал, присутствие ребят среди восходителей не считал великим грехом и нарушением дисциплины, тем более, что у обоих была приличная квалификация. Увы, генерал думал иначе… Он там, внизу, метал громы и молнии и «строил» Лешу, как старшина новобранца. Мы со своей цивильной логикой – дескать, чего уж теперь, виноваты, справимся, большую часть пути прошли и т. д. – генерала только раззадорили. Он приказал немедленно отправить лишних штатских вниз. И пришлось подчиниться…
Пожалуй, я один из немногих могу оценивать не теоретически, а по существу, что значило для Леши и его семьи более чем десятилетнее пребывание на Кавказе и что это значило для развития альпинизма в стране. В давние времена мы с женой, тоже альпинисткой, счастливые молодожены, прожили год на Кавказе, работая инструкторами. Внешняя сторона такой жизни – горные красоты, любимое занятие, словом – романтика. Реальность – глухомань и бездорожье, оторванность от привычных условий жизни, оторванность от друзей и близких, примитивный быт, достаточно суровый климат. Я понимал, почему Леша каждое свое временное пристанище обустраивает, как будто жить там до скончания дней. Человек мастеровой, рукастый, он старался создать для семьи тот минимум бытовых условий, на который она имеет право. Даже так: которого он не имеет права ее лишать. Он понимал, чего лишается Алла, молодая и красивая женщина, меняя Одессу на туманные или заснеженные ущелья. И смею сказать, он был хорошим и заботливым мужем. И он был к тому же поглощен идеей реформирования советского альпинизма в аналог западного – не так зарегулированного, но так оснащенного и вооруженного. Разумеется, теперь понятно, что для того, чтобы иметь западную модель альпинизма, нужно быть западным обществом. Но тогда ведь мы полагали, что можно худшее выбросить, лучшее – оставить. Теперь, имея немалый опыт восхождений вместе с зарубежными мастерами, зная роль и место альпинизма в разных странах, я убедился, что стратегическое направление, избранное Лешей, было правильным. Оставался сущий пустяк: чтобы его поняло государство. Не страна, не общество, а государство. К сожалению, не понимает.