Свою позицию «Норск-Гидро» поясняла тем, что там, за рубежом, деньгам ничего не грозит. Банк надежный. Никаких историй с авизо, со взломом счетов. А Украина – страна молодая, нестабильная, всякое может случиться. А главное ведь, чтобы инвестиция дала эффект? Не сгорела в случайном пожаре. Да и расчеты с зарубежными партнерами так вести проще…
Скрепя сердце Национальный банк нарушал свои же инструкции и «в порядке исключения» разрешения выдавал. Но всякий раз предупреждал – в последний раз. Мы понимали, что хранение такой суммы в зарубежном банке дает немалую прибыль по процентам, что норвежцы поступают, мягко говоря, не по-партнерски. Мы на ТИСе экономили каждую копейку, перебиваясь случайными заработками. К слову, щепетильный в расчетах Алексей Михайлович с первого дня сотрудничества с «Норск-Гидро» постановил, что мы живем на свои деньги, за свои ездим в командировки и так далее. Предложение компании выплачивать ему «достойную зарплату» было вежливо отклонено.
Хотя по договору у нас с инвестором и были равные права на определение стратегии ТИСа, норвежцы упрямо держались линии на строительство нового терминала рядом со старым. Оборудование для него заказывали без нас, хотя проекта, как я говорил, все еще не было. Из документов, которые оказались нам доступны, нетрудно было уяснить, что новое предприятие будет большим шагом назад в сравнении с немецким проектом – в первую очередь, по экологической безопасности, по инженерным решениям. Главным козырем инвесторов было – так дешевле. Похоже, мы окончательно заговорили на разных языках. Согласиться на строительство второй очереди, которая после 12 договорных лет превратится в морально и физически устаревшее железо, было бы крайне неразумно. Фонд госимущества придерживался такого же мнения.
Без малого два года «брака по расчету» с норвежским партнером были для нас периодом познания своего предприятия. Познания – не что где лежит и какой мощности, а понимания значимости роли терминала в народнохозяйственном механизме. Пока он стоял, химическая промышленность его в расчет не брала. Но едва начал воскресать, ведущие предприятия по производству минеральных удобрений начали проявлять к ТИСу интерес. У всех был один вопрос: когда заработает экспортная линия? Этому было объяснение. Экспорт удобрений был формой выживания заводов, так как разруха в украинском селе свела потребление удобрений нашими земледельцами к нулю. Непаханые черноземные просторы были обычным пейзажем Украины. Спрос на удобрения на мировом рынке стоял высокий, но в стране не было ни одного современного терминала. Удобрения грузили по так называемому прямому варианту – поднимали вагон над трюмом и переворачивали. Сколько при этом «эликсира плодородия» сыпалось на землю и в воду, лучше не думать. Изучая конъюнктуру рынка, Алексей объездил почти все черноморские порты. Помнится, он вернулся из соседнего портового города и рассказывал, что всего за сезон на причале, где грузили удобрения по прямому варианту, рельсы оказались разъедены так, что их пришлось срочно менять. Он был убежден – грузопоток на ТИС сформируется в короткое время. В приватных беседах руководители химкомбинатов осторожно высказывали готовность участвовать в реконструкции терминала. Но возникало препятствие – ТИС не мог привлечь никого в качестве партнера без согласия «Норск-Гидро». А «Норск-Гидро» о новых участниках общества и слушать не хотела.
Алексей Михайлович был одним из первых, кто защитил честь и интересы страны. Без демонстраций, без криков, без биения себя в грудь в припадках патриотизма и энтузиазма.
Пользуясь правилом партнерского равноправия в управлении терминалом, он, не спрашивая согласия наших норвежских инвесторов, развернул действенные работы по реверсу комплекса фосфоритов. Он и потом всегда придерживался такой тактики – ни у кого и никогда не спрашивать разрешения, если это не было предписано законом. Норвежская сторона была категорически против. Почему? Выскажу свое предположение.