И как тут не вспомнить «второго Толстого», гениального Льва Николаевича, или Федора Петровича Толстого, замечательного художника и медальера, вице-президента Академии художеств. В истории литературы непрерывно склоняется Толстой-Американец, человек необузданного нрава и необыкновенных способностей.
Что же касается отца Алексея Николаевича Толстого, то, по словам исследователя В. В. Петелина, он был способен на «поступки, которые одних шокировали своей буйной силой, а другим служили лакомой пищей для сплетен и анекдотов».
Алексей Толстой родился 10 января 1883 года в городе Николаевске (ныне Пугачевск Куйбышевской области). Мать его Александра Леонтьевна (урожденная Тургенева) ушла от мужа к любимому человеку, либеральному земскому деятелю и помещику Алексею Аполлоновичу Бострому, оставив на руках у Николая Александровича Толстого трех маленьких детей и беременная четвертым — будущим писателем. Детство Алексей Толстой провел в имении отчима, степном хуторе Сосновке Самарской губернии. Отторгнутая от сплетничающего «общества» из-за скандальности семейной драмы (граф Толстой стрелял в Бострома и ранил его), чета мало выезжала, много времени посвящала воспитанию Алексея. Мать была писательницей (детские рассказы ее, кстати, отчасти навеяны заботой о сыне), отчим — книгочеем. Лучше, чем «Детство Никиты», ничто не дает представления о годах жизни на хуторе. И еще строки из «Краткой автобиографии»:
«Сад. Пруды, окруженные ветлами и заросшие камышом. Степная речонка Чагра. Товарищи — деревенские ребята. Верховые лошади. Ковыльные степи, где лишь курганы нарушали однообразную линию горизонта… Смены времен года, как огромные и всегда новые события. Все это и в особенности то, что я рос один, развивало мою мечтательность…»
Мечтательность! Что ж, будем отбирать из богатой жизни Алексея Толстого то, что имеет прямое отношение к его будущей научной фантастике. Наверное, начать надо с того, что его отдали учиться не в классическую гимназию, а в Сызранское реальное училище. Но это было в тринадцать лет, а до того деревенская жизнь — сенокос, жнивье, молотьба, слушание крестьянских сказок, песен, что потом сказалось на совершенном, точном знании примет народной жизни, на «вещественности» в его произведениях, на великолепном, артистичном, непринужденном владении русским языком.
В городской библиотеке Сызрани он «добрался до Жюля Верна, Фенимора Купера, Майн-Рида и глотал их с упоением, хотя матушка и отчим неодобрительно называли эти книжки дребеденью». Разумеется, он и предположить не мог, что некоторые его романы, изданные серийно вместе с книгами любимых авторов юности, станут полноправно на книжные полки и будут истрепаны новыми поколениями в упоительном чтении.
Реальное образование было знамением приближающегося двадцатого века и привело Алексея Толстого в Петербург, в Технологический институт, куда он поступил, сдав конкурсный экзамен и избрав будущей специальностью механику.
Писать стихи он начал рано, подражая Некрасову и Надсону, а потом символистам. И в этом не было ничего из ряда вон выходящего, как и во всей его молодой жизни, в студенческом бытии, даже в участии в студенческих волнениях начала века, когда в 1903 году у Казанского собора в грудь ему угодил булыжник. Спасла его книга, засунутая за обшлаг шинели. Книга — спасение… Не будем искать в, этом сочетании слов, провидческого смысла, но запомним его для понимания способности Алексея Толстого находить спасительные выходы на самых крутых поворотах истории.
1905 год. Революция. Закрыты высшие учебные заведения, Алексей Толстой в Дрездене, в тамошнем Политехникуме, где в равной степени совершенствуется в немецком языке, механике и стихах.
Потом снова Петербург. На последнем курсе института он знакомится с чиновником министерства путей сообщения Константином Петровичем Фан дер Флитом, «чудаком и фантазером, но ночам у себя на мансарде с жаром читающим стихи символистов». Тот ввел Алексея Толстого в спортивный мир, в яхт-клуб на Kpeстовском острове, всплывший потом в «Гиперболоиде инженера Гарина».
И вот уже инженер-механик Алексей Толстой увлекается прозой, пишет «Сорочьи сказки», фантастику, не научную, а овеянную детскими впечатлениями и народной мудростью. Стихотворные подражания символистам тоже оказались не совсем бесплодными. «Форма и техника» — не последнее дело в занятии литературой.