Суд над Толстым состоялся зимой 1883 года, когда последний сын графа уже появился на свет, и примечательно, что за неделю до его рождения Александра Леонтьевна заявила протоиерею самарской церкви, приехавшему мирить ее с мужем, что не желает оставаться с ним в супружестве и что отец ребенка — Востром. Тем не менее несколько дней спустя в метрической книге Предтеченской церкви города Николаевска появилась запись:
«1882 года Декабря 29 дня рожден. Генваря 12 дня 1883 года крещен Алексей; родители его: Гвардии поручик, граф Николай Александров Толстой и законная его жена Александра Леонтьевна, оба православные».
Мать не хотела, чтобы ее сын был незаконнорожденным, выблядком, как говорили в старину, но отношения между родителями младенца дошли до такой степени отчуждения, что примирение было невозможным, и полгода спустя церковные власти дали супругам развод. Определением епархиального начальства от 19 сентября 1883 года было заключено брак расторгнуть «за нарушением святости брака прелюбодеянием со стороны Александры Леонтьевой» и постановить:
1. Брак поручика Николая Александровича Толстого с девицею Александрой Леонтьевной, дочерью действительного статского советника Леонтия Тургенева, совершенный 5 октября 1873 года, расторгнуть, дозволив ему, графу Николаю Александровичу Толстому, вступить, если пожелает, в новое (второе) законное супружество с беспрепятственным к тому лицом.
2. Александру Леонтьевну, графиню Толстую, урожденную Тургеневу, на основании 256 статьи Устава Духовной Консистории оставить во всегдашнем безбрачии».
Граф Толстой прекратил все попытки вернуть жену, и ее имя было окружено в семье ненавистью и презрением. Вторая жена Алексея Николаевича Толстого художница Софья Исааковна Дымшиц (у которой в ходе ее романа с Толстым также возникли большие проблемы с разводом и стремлением вступить во второй брак) позднее писала в своих воспоминаниях:
«Ненависть старших братьев к матери, привитая им отцом (который, впрочем, после ухода Александры Леонтьевны очень скоро нашел себе другую жену), была настолько велика, что сын Мстислав, находившийся случайно в больнице, в которой умирала Александра Леонтьевна, отказался выполнить ее предсмертную просьбу — прийти к ней проститься.
Граф Н. А. Толстой добился было и того, что родители Александры Леонтьевны отреклись от нее и в течение нескольких лет отказывались ее принимать»{32}.
Вообще несмотря на тон тогдашних газет, людей, осуждавших графиню и сочувствовавших графу, в городе было немало. Даже Мария Леонтьевна, сестра графини, вспоминала об одном благородном поступке Николая Александровича. Когда однажды ей пришлось обратиться к нему по делу, а граф был одним из членов учетно-ссудного комитета по сельскохозяйственному кредиту в Самарском отделении Государственного банка, тот не отказал ей в помощи. «Все потом говорили, что мой визит был полезен, и дело скоро уладилось. Вот именно эту его черту я и подчеркиваю: на все обвинения, что он был мстительным. Как было легко подставить ножку, а он этого не сделал»{33}.
Другая мемуаристка, Татьяна Степановна Калашникова, которая еще девочкой попала в дом Толстого и служила горничной у его второй жены, писала:
«Граф не был жестоким. Никогда никого в доме не обижал… После ухода жены Николай Александрович продал 1000 десятин земли, не стал жить в том доме, где жил с ней, потому что все напоминало ее… Выстроил новый дом, развел сад. Всю жизнь он любил Александру Леонтьевну, а Веру Львовну только уважал…»{34}
Вера Львовна, вторая жена Толстого, заменила его детям мать. «Она была очень строгих правил. Он мог приехать из гостей выпивши, но обычно разувался и в носках потихоньку проходил в свою комнату. Граф ее уважал как приемную мать своих детей, они ее звали «мамой»… Сыновей она держала строго».
И все же, несмотря на строгость Веры Львовны, история второй женитьбы графа Толстого оказалась «не без греха». Изначально это был адюльтер. «Вера Львовна начала встречаться с графом еще при жизни мужа, зная уже, что дни его сочтены. Однажды, когда Городецкий (муж Веры Львовны, он был болен туберкулезом. — А. В.) узнал, что его жена Вера Львовна находится в одной из гостиниц в Симбирске вместе с графом, Городецкий вызвал Николая Александровича на лестничную площадку. Граф стоял спиной к лестнице. Городецкий его внезапно толкнул. Николай Александрович пролетел два лестничных пролета, отшиб себе печень. Почти каждый год ездил лечиться за границу. И в конце концов все-таки умер от рака печени»{35}.
Это произошло в 1900 году, когда Алексею Толстому было 17 лет и вместе со своей матерью он уже который год вел упорную борьбу за графскую фамилию и титул. Но прежде — о его детстве, хотя лучше всего рассказал о нем он сам.
Глава II
АЛИХАНУШКА
Детство Толстого описано в одной из самых замечательных русских книг — «Детстве Никиты». Уединенный степной хутор, природа, речка Чагра, домашний учитель Аркадий Иванович, игры и драки с деревенскими детьми, Рождество, Пасха, ласковая матушка и заботливый отец, первые отроческие переживания и томления, девочка Лиля с голубыми бантами, в которую Никита влюблен, и деревенская девочка Аня, которая влюблена в него, скворец Желтухин, сугробы, овраги, разливы рек — все это было в жизни Алексея Толстого, и без детских, деревенских впечатлений он, по своему собственному признанию, никогда бы не стал писателем. «Я думаю, если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, — эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, сказки, лучину, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву»{36}.
В детстве он был действительно счастлив и, полюбив этот вкус навсегда, последующую жизнь за счастьем гнался.
«Никита вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Сквозь морозные узоры на окнах, сквозь чудесно расписанные серебром звезды и лапчатые листья светило солнце. Свет в комнате был снежно-белый. С умывальной чашки скользнул зайчик и дрожал на стене».
О той драме, что сопутствовала появлению мальчика на свет, ничего в повести не говорится, да и не было у Никиты никакой драмы, как не было ее в детстве у самого Алексея Толстого, росшего беспечно и беззаботно и со спокойной душой считавшего, что его родной отец — Алексей Аполлонович. Жили небогато, но очень дружно, и едва ли единственный ребенок в этой семье[2] чувствовал себя стесненным, родительские заботы не касались его.
А вот у родителей забот и тревог хватало. Малоземельный хутор Бострома, который располагался в 70 верстах от Самары, представлял собой одноэтажный деревянный дом в восемь комнат со службами. Доход он приносил незначительный, и разница с тем, как жила графиня Толстая до ухода от мужа, была весьма ощутимой. К тому же «свет» с осуждением смотрел на сожительство хозяина Сосновки с графиней Толстой и не был склонен принимать любовников. В 1883 году Востром не был переизбран в управу, лишившись как оплачиваемой должности, так и положения, и отчуждение от общества толкнуло беззаконную пару ни мало ни много — в… марксизм.
«Лешурочка, нам приходится довольствоваться друг другом. Не так ведь это уж страшно. Есть люди, которые никогда, никого возле себя не имеют. Это страшно. Вот почему я и тяну тебя за собой в Маркса. Страшно уйти от тебя куда-нибудь в сторону, заблудиться без друга и единомышленника, — писала Александра Леонтьевна мужу. — Я еще не успела купить себе Маркса 2-ю часть. Если хочешь, чтобы я тебя крепко, крепко расцеловала, то купи его мне. Впрочем, тебя этим не соблазнишь, ты знаешь, что, как приедешь, и без Маркса, так все равно я тебя целовать буду, сколько влезет»{37}.
2
Позднее, когда Алексей Аполлонович и Александра Леонтьевна поняли, что своих детей у них не будет, они взяли приемную дочь Шуру, о которой Александра Леонтьевна писала сыну: «Тебя я любила и люблю совсем исключительной любовью против других моих детей. <…> А ведь я никогда не была с тобой ласкова. Ведь, пожалуй, я Шуру ласкаю больше, чем тебя, а разве Шура для меня составляет хоть одну десятую того, что был ты?» (А. Н. Толстой. Новые материалы и исследования. М., 2002. С. 127).