Гнев, возмущение… Он чувствовал, что выглядит посмешищем, что всем пассажирам уже известно то, о чем рассказал слуга. В одном с ним поезде едет его жена, графиня, которая ждет от него ребенка, но едет не с ним, а с любовником, к которому сбежала в таком положении.
А в поезде-то, в поезде почитай одни жители Самары. И многие ведь хорошо знают графа, прославившегося и кутежами, и семейными неурядицами.
Он рванул дверь купе и на мгновение замер на пороге. Александра Леонтьевна сидела у окна, ни о чем не подозревая.
Граф сел рядом и поначалу довольно спокойно и сдержанно попросил жену:
– Прошу вас перейти в мое купе. В поезде многие знают и меня, и вас. Не позорьтесь и не компрометируйте меня, да и себя тоже. Завтра же по всей Самаре начнутся пересуды.
– Оставьте меня в покое, мне безразлично, что говорят обо мне, – единственно, что успела ответить Александра Леонтьевна, потому что в следующую минуту в купе вошел Бостром.
Что произошло далее, известно из материалов следствия. Граф Николай Толстой рассказал следователю:
«Заметив по глазам жены, что в вагон вошел Бостром, я встал и круто повернулся к нему, чтобы выгнать его и сказать, что это уже верх наглости с его стороны: входить, когда я тут, но Бостром с криком: “Выбросим его в окно” бросился на меня…
Защищаясь, я дал Бострому две пощечины и вынул из кармана револьвер, который всегда носил с собою, с целью напугать Бострома, заставить его уйти, а никак не стрелять в него, не убить его, так как если бы я хотел убить Бострома, то, конечно, имел полную возможность выбрать для этого и время, и место, более удобные. Как и отчего произошел выстрел, я не помню, а равно и кто выстрелил из револьвера – я ли нечаянно, или Бостром; но последний еще в начале борьбы, когда он начал отнимать у меня револьвер, всячески старался направить дуло револьвера мне в грудь… Придя затем в себя, я заметил, что у меня контужена рука и прострелено верхнее платье…»
Пуля же ранила Бострома, и началось судебное дело о покушении на убийство.
Граф Николай Александрович Толстой оказался на суде в нелегком положении. Нужно учесть время, в которое происходили события. Бостром заявил, что граф во время конфликта упирал за свою знатность, на свой титул. Он, в данном случае, кривя душой, говорил:
«Графский титул Толстого дал ему полную возможность издеваться над ними в поезде. И железнодорожные служащие, и жандармы вместо ареста помогали графу проделывать всевозможные вещи с потерпевшим и графиней. Так, он несколько раз врывался к нам в купе и дерзко требовал, чтобы графиня оставила Бострома и уехала с ним; в последний раз его сопровождал даже начальник станции. Такое беспомощное положение вынудило свидетеля дать телеграмму прокурору о заарестовывании графа, так как другого средства избавиться от преследования графа не было».
Говорили даже, будто граф прицелился в Бострома, но Александра Леонтьевна закрыла любовника собой, несмотря на то, что была в положении.
А ведь, по сути, свидетелями-то были только сами участники конфликта, причем двое из них – Бостром и Александра Леонтьевна – обвиняли, а граф Николай Толстой защищался. И суду было сложно сыграть на его стороне в силу уже названных выше обстоятельств. Российскую империю сотрясали предреволюционные вихри.
Были попытки примирить Александру Леонтьевну с мужем. Посылали к ней даже протоиерея самарского прихода. Но ничто не подействовало, хотя священник пытался уповать на брошенных детей и на того ребенка от мужа, которого она носила во чреве.
Александра Леонтьевна пошла на ложь. Она заявила, что отец будущего ребенка вовсе не граф Николай Александрович Толстой, а Бостром. Нравы пали настолько низко, что она заявила о том священнослужителю едва ли не с гордостью.
А спустя несколько дней после той беседы в метрической книге Предтеченской церкви города Николаевска появилась запись:
«1882 года Декабря 29 дня рожден. Генваря 12 дня 1883 года крещен Алексей; родители его: Гвардии поручик, граф Николай Александров Толстой и законная его жена Александра Леонтьевна, оба православные».
Эта запись опровергает досужие домыслы о том, что писатель Алексей Николаевич Толстой вовсе не граф и титулом этим владел незаконно.
Впрочем, всегда довольно злопыхателей, пытающихся бросить тень на великих людей России.
Будущий писатель еще лежал в колыбельке, когда состоялся суд над его отцом.
Графа Николая Александровича Толстого оправдали, ведь каждому было ясно, что очень сложно выдержать то, что выдержал он после открытого ухода жены, после пересудов и сплетен, после насмешек самарского общества.