«…Масловская (учительница Алексея. – Н.Ш.) также говорила мне, что она замечает в нем большую перемену: он стал серьезнее, прилежнее и внимательнее в классе».
Л. Н. Толстой
А в девять лет Алексею довелось испытать новые беды природные. Горела степь, иссыхала земля, голод пришел в семью.
Навечно остались в памяти те детские впечатления. В 1912 году в рассказе «Лагутка» Алексей Толстой писал:
«Я помню ясно, хотя мне было семь лет в то время, как началась беда. Мать и отец стояли на балконе и серьезно глядели туда, где, обозначаясь на горизонте невысокими курганами, лежала степь с прямоугольниками хлебов.
За курганами на востоке стояла желтоватая мгла, не похожая ни на дым, ни на пыль.
Отец сказал: “Это – пыль из Азии”, и мне стало страшно. Каждый день с этих пор мать и отец подолгу не уходили с балкона, и ежедневно мгла приближалась, становилась гуще, закрывала полнеба. Трудно было дышать, и солнце, едва поднявшись, уже висело над головой, красное, раскаленное.
Трава и посевы быстро сохли, в земле появились трещины, иссякающая вода по колодцам стала горько-соленой, и на курганах выступила соль.
Все, с чем я играл – деревья, заросли крапивы и лопухов, лужи с головастиками и тенистый пруд, – все высыхало теперь и горело. Мне было жутко и скучно…
В то время заехала к нам городская барышня погостить. Побежала в сад, увидела высокую копну, схватила меня и, так как я, присев, уперся, она упала в копну, предполагая, что это: “душистое сено, какая прелесть”, и за воротник барышни, в уши, в волоса и глаза набилось колючей пылью пересохшее до горечи сено.
Разговоры становились все тревожнее; у крыльца появлялись мужики без шапок. Матушка в это время ходила по комнате, заложив руки за спину, все думала и думала, поправляя пенсне на шнурочке».
Запомнился и голод, наступивший вслед за засухой:
«Наконец окончилось это долгое, как горячка, лето, и поздней осенью однажды подали к обеду черные щи. Матушка сняла крышку с чугуна, взглянула на отца:
– Больше ничего не будет.
– Поешь этих щей и запомни, – сказал мне отец, – что твои товарищи – деревенские мальчишки – сейчас и этого не едят.
Мне стало жаль деревенских мальчиков, которые ничего не едят; отец же, катая хлебный шарик, дудел марш. Подудев, сказал:
– Но как помочь, не знаю».
В тот же трагический период умерла бабушка Екатерина Александровна Тургенева. Пораженный горем, он написал ласковое письмо дедушке Леонтию Борисовичу, и ответ, возможно именно ответ деда, вдохновил на первый опыт в творчестве.
Дед писал: «Милый мой Алеханушка, благодарю тебя за твое письмо, – постараюсь, мой милый, маленький дружок, исполнить твой совет, много не плакать о бабушке; будем за нее молиться, чтобы ей на том свете, где она теперь, было бы лучше, чем было здесь, и думаю, мой голубчик, что ей доподлинно там лучше. Она свои обязанности всегда хорошо исполняла: когда была маленькая – училась хорошо, старших уважала, воспитателей, ее слушались, когда была большая и была хозяйкой дома, всегда хозяйство держала в порядке, о людях, служащих ей, заботилась, – не считала их за чужих; своих детей любила (спроси об этом маму), нищим помогала, за больными ухаживала, Богу молилась, – и много еще у нее было доброго, – всего коротко не перескажешь. Ну вот, я и думаю, что за все это ее Господь и наградит, – и какая, Алеханушка, награда тем, которые исполняли Его заповеди! – Их причтет Господь в число друзей своих, и самых близких ему. – Вот ты мне и скажешь: ну что же плакать-то тебе, дедушка? – Знаю, миленький, что не о чем, – а все же плачется; после и ты узнаешь и поймешь, о чем плачется, а теперь скажу тебе только: потому мне плачется, что жалко мне бабушку, – ведь и тебе жалко ее. Целую тебя, мой милый мальчуганушка, и молюсь о тебе, чтобы Господь тебя не лишил Его благословения. Твой дед Л. Тургенев».
Для занятий творчеством нужен какой-то толчок. Это может быть сильная любовь, а может быть и трагедия. В данном случае подтолкнула Алексея Толстого к сочинительству смерть бабушки.
Не обязательно писатель возьмется именно за тему, его потрясшую. Алексей Толстой задумал рассказ о жизни и приключениях своего сверстника, назвав его Степаном, Степкой. Об этом первом своем опыте в десять мальчишеских лет он вспоминал: