«Графиня отвечала односложно и казалась утомленной и печальной. Но все же она была необыкновенно хороша собой. Светлые волосы ее были причесаны гладко и просто. Лицо ее, скорее лицо ребенка, чем женщины, казалось прозрачным, – так была нежна и чиста кожа; ресницы скромно опущены над синими глазами, изящный рот немного приоткрыт, – должно быть, она с наслаждением вдыхала свежесть, идущую из сада».
Один стиль? Да… Смотрим далее…
«Когда Алексей Алексеевич подошел ближе, – у него забилось сердце: по лицу молодой женщины текли слезы, обнаженные плечи ее вздрагивали. Вдруг, обернувшись на хруст шагов Алексея Алексеевича, она вскрикнула негромко и побежала, придерживая обеими руками пышную юбку. Но, добежав до озерца, остановилась и обернулась. Ее лицо было залито румянцем, в испуганных синих глазах стояли слезы. Она быстро вытерла их платочком и улыбнулась виновато.
– Я испугал вас, простите, – воскликнул Алексей Алексеевич.
А каково описание прогулки…
«Продолжая прогулку и разговаривая, он видел перед собою только синие глаза – они словно были насыщены утренней прелестью; в ушах его раздавался голос молодой женщины и отдаленный немолчный крик кукушки».
Сравним со стилем изложения в рассказе «Возмездие». Там такая же точность и образность, тот же изящный стиль изложения, та же пронзительность во фразах героев повествования.
«Алексей Алексеевич думал о том, что очарование сегодняшнего утра разбило его жизнь. Ему не вернуться более к уютным и безнадежным мечтам об идеальной любви: синие глаза Марии, два синих луча, проникли ему в сердце и разбудили его. Но что ему в том: Мария уезжает, они не встретятся никогда. И сон, и явь его разбиты, – каких очарований ждать еще от жизни?»
Любовные сцены в этой повести столь же пронзительны, хоть и по другому поводу и с иным сюжетным ходом связаны они автором.
«Он не дивился тому, что рука об руку с ним идет то, что час назад было лишь в его воображении. Болтающее жеманное существо, в широком платье с узким лифом, бледное от лунного света, с большими тенями в глазных впадинах, казалось ему столь же бесплотным, как его прежняя мечта. И напрасно он повторял с упрямством: “Насладись же, насладись ею, ощути…” – он не мог преодолеть в себе отвращения».
И любовь, и ненависть… Точно так же, как с прекрасной попутчицей в купе.
И там, и здесь барышни в какой-то степени провоцировали…
«Дойдя до пруда, до скамьи, где утром он говорил с Марией, Алексей Алексеевич предложил Прасковье Павловне присесть. Она, распушив платье, сейчас же села.
– Алексис, – прошептала она, улыбаясь всем ртом лунному шару, – Алексис, вы сидите с дамой бесчувственно. Надо же знать – сколь приятна женщине дерзость».
Приятна женщине дерзость?! Да, точно так же вела себя попутчица в купе, и выписано столь же искусно изящным стилем.
Алексей Алексеевич ответил сквозь зубы:
– Если бы знали, сколько я мечтал о вас, не стали бы делать этих упреков.
– Упреки? – Она рассмеялась, словно рассыпалась стекляшечками. – Упреки… Но вы все только руки жмете, и то слабо. Хотя бы обняли меня.
Алексей Алексеевич поднял голову, всмотрелся, и сердце его дрогнуло. Правою рукой он обнял Прасковью Павловну за плечи, левой взял ее руки. Глубоко открытая ее грудь, с чуть проступающими ключицами, ровно и покойно дышала. Он близко придвинулся к ее лицу, стараясь уловить ее прелесть.
– Мечта моя, – сказал он с тоскою. Она слегка отстранилась, усмехаясь, покачала головой и взглянула в глаза ему поблескивающими лунными точками, прозрачными глазами. – Я, как во сне, с вами, Прасковья, – наклоняюсь, чтобы напиться, и вода уходит.
– Обнимите покрепче, – сказала она.
Тогда он сжал ее со всей силой и поцеловал в прохладные губы, и они ответили на поцелуй с такой неожиданной и торопливой жадностью, что он сейчас же откинулся: омерзением, гадливостью, страхом стиснуло ему горло».
В повести нет причин для разрыва отношений. Таких причин, что были в рассказе, но писатель играет на тех же струнах…
«– Слушайте, – крикнул он, останавливаясь, – не лучше ли нам расстаться!..
– Нет, совсем не лучше, – она перегнулась и заглянула ему в лицо, – мне с вами приятно.
– Но вы омерзительны мне, поймите! – Он дернул руку и побежал, и она, не выпуская руки, полетела за ним по тропинке.
– Не верю, не верю, ведь сами сказали, что я мечта ваша…
– Все-таки вы отвяжитесь от меня!
– Нет, мой друг, до смерти не отвяжусь…
Они об руку влетели в дом. Алексей Алексеевич бросился в кресло, она же, обмахиваясь веером, стала перед ним и глядела весело.
– Много, много, мой милый, придется над вами потрудиться, чтобы обуздать ваш характер…